полагаю, весь этот ваш апломб направлен в сторону Ржевского, — с ехидцей произнес Половиков. — Ну-ну, он оценит ваше желание обелить его. Правда, толку от ваших ужимок и прыжков, как всегда, с гулькин нос. Опыта не хватает, Наденька. Жизненного опыта. — Он вздохнул. — Такие девушки, как вы, грезят себя кем-то вроде…
— Роман Дмитриевич, — тихий голос Тураева заставил Половикова замолчать. — Что-то вы сегодня краев не видите.
— Эх, Максим Викторович, сказал бы я вам…
— Так говорите!
— Пустое, — отмахнулся Половиков. — Вы правы, зарвался я что-то. Но вы тоже должны меня понять. В свое время я был очень увлечен Надеждой Николаевной. Она подарила мне надежду, а затем дала от ворот поворот, потому что искала более выгодную партию. И, как вы могли заметить, нашла ее в лице Ржевского. А я ведь к нему неплохо относился. И даже старался помогать по мере сил. Разве я мог подумать, что эта девочка так поступит с моими чувствами?
— Что-о? — Чарушина пошатнулась.
— Надя, — Тураев вскочил и быстро подошел к ней. — Не обращайте внимания! Роман Дмитриевич преувеличивает. Мне кажется, вам не стоит воспринимать на свой счет то, что он говорит…
— Да как ты смеешь?! — взвизгнула Чарушина. — Какую надежду я тебе давала? Это… Да я… Да ты… — Наденька подняла бокал, желая плеснуть им в лицо Половикова, но Тураев перехватил ее руку, и содержимое вылилось прямо на его рубашку и брюки. — Ненавижу!
Закатив глаза, Половиков покачал головой.
— Нет, вы видите, господа, с кем приходится работать. Никакой выдержки. Адвокат, называется.
Наденька издала сдавленный рык и топнула ногой. Потом, заметив, что натворила, прошептала:
— Простите меня, Максим Викторович! Теперь пятна останутся… — она перевела дыхание и дотронулась до лацкана его пиджака. — Надо холодной водой застирать.
— Да оставьте, это ерунда! Я переоденусь в офисе. Ничего страш…
— Нет-нет, это не займет много времени, — Чарушина потащила его к туалету.
Половиков что-то сказал им вслед, но Наденька уже не расслышала из-за шума в ушах. Скорее всего, и Тураев не обратил внимания на его слова. Он шел за Надей, будто боялся, что она передумает.
Хостес дернулась в их сторону, но Наденька остановила ее:
— Мы сами разберемся, спасибо!
Затащив Тураева в туалетную комнату, она тут же включила кран.
— А где Виктория? — огляделся Тураев.
— Надеюсь, вещи собирает, — пробормотала Надя и вцепилась в пуговицы его рубашки. Пожалуй, она бы с корнем вырвала их, если бы Тураев не зажал ее руки своими ладонями.
— Надя, да что с вами?
— Ничего! Только не переживайте, сейчас мы все исправим… — Ее трясло, во рту пересохло. Подняв лицо, она уставилась на мужчину немигающим взглядом. — Прошу вас…
— Хорошо… — судорожное дыхание Тураева обожгло ее кожу. — Я сделаю все, что вы скажете, Надя.
Он стащил пиджак и бросил его на край раковины. Не отводя глаз, развязал галстук и положил поверх пиджака.
— Что вы имели в виду, когда говорили, что Лиза… про стороны что-то… я не понял…
— Ну как же вы не поняли, Максим, — Наденька вытащила полы рубашки из-под его ремня и стала расстегивать нижние пуговицы. — Вы же видели! Вы все видели, все это время наблюдали за ней…
— Вы ошибаетесь… Мне она была совершенно безразлична. Я же говорил, что это Ржевский! Он…
Их пальцы встретились в районе его груди.
У Нади застучало в висках. Она просунула ладони под ткань, скользнула по его коже, а затем резко подняла их к его плечам, помогая Тураеву избавиться от одежды.
У него было жилистое крепкое тело, без единого намека на жир. Легкий запах геля для душа с древесным ароматом, небольшая родинка с левой стороны под ключицей, — Надя замечала и запоминала любую деталь с несвойственным для нее в этом смысле вниманием.
Тураев смотрел на нее, и нижние веки его подрагивали, выдавая едва сдерживаемое внутреннее напряжение.
— Ну вот… Сейчас… — Надя сглотнула. Рубашка была уже у нее в руках, но она продолжала стоять, прикованная его взглядом.
— Надя, — Тураев коснулся ее щеки. — Я никогда никому не говорил этого… Но вам я должен сказать.
Она помотала головой.
— Я должен, — настойчиво повторил Тураев.
Наденька почувствовала его ладонь на своем затылке и сделала шаг в сторону. Не отпуская, он последовал за ней.
— Я готов на все, чтобы вы остались со мной, — быстро говорил Тураев, предупреждая ее возражения. — К сожалению, то, что произошло, я изменить не в силах, но обещаю вам, что не буду специально вредить Ржевскому. То есть, я хотел сказать, что вообще не стану о чем-то рассказывать… Вы же этого хотите?
— Я хочу, чтобы… — Наденька зажмурилась.
— Как раньше уже ничего не будет, — понял ее Тураев. — Но я даже рад этому. Пусть это звучит ужасно, но я действительно рад, что ты… ты здесь…
— Я не знаю, я не понимаю… Я не могу… Максим!
Он наклонился. Его губы оказались в миллиметре от ее губ. Чарушина застыла, и все внутри замерло, даже сердце. Что-то должно было произойти прямо сейчас, и она знала это.
Легко коснувшись ее губ, он замер лишь на мгновение, чтобы затем прижаться к ним с жаждой голодного путника в пустыне. Надя не успела заметить, как оказалась в его крепких объятиях, которым не могла, да и, наверное, не хотела сопротивляться. Из нее будто выкачали весь воздух, оставив лишь пульсирующий красный огонек, продолжавший напоминать ей о том, зачем она здесь.
Она дернулась, и Тураев тут же отпустил ее. Нет, он продолжал прижимать Надю к своей груди, но теперь уткнулся губами в ее висок:
— Милая, славная моя… чудесная, нежная…
По векам Нади полоснуло светом туалетного бра над зеркалом. Открыв глаза, она прищурилась и разглядела сквозь туманную дымку отражение двух сплетенных фигур. Тураев стоял спиной к раковине, и Наденьке пришлось напрячься, чтобы сквозь пелену рассмотреть его тело.
В дверь постучали.
Надя вырвалась из рук Тураева и пихнула рубашку под струю воды.
В туалет вошел Лопухов. Окинув взглядом представшую перед ним картину, он фыркнул:
— Не помешаю?
Тураев надел пиджак и взял Надю за руку.
— Бросьте, это всего лишь рубашка.
Они вышли.
Красный огонек внутри пару раз запоздало мигнул и погас.
— Вид у вас, Максим… — хрипло сказала Надя и незаметно вытерла губы тыльной стороной ладони.
— Я говорил сегодня с Залесским, — ответил Тураев, пока они шли обратно к столу.
— Вот как? И где же? — вопрос прозвучал слишком быстро и неестественно, но Тураев, кажется, этого не заметил.
Его лицо в этот момент совершенно не соответствовало поводу. Сейчас Тураев выглядел будто бунтарь-переросток, но это ему даже шло.
