военные льготы. Это возможности. Для тебя, для Андрея. И он ко мне привязался. Он ко мне, я — к нему.
— Петь, — Ирка мотнула головой. Это был запрещённый приём.
— Если уж я тебе так невыносим, меня по два-три месяца не будет, может, по полгода. Я буду в море, а ты предоставлена сама себе.
— Но ты же будешь возвращаться.
— Да, вторые полгода тебе будет трудно, — усмехнулся он.
— И это всё, что ты можешь предложить? — хмыкнула она.
— Тебе понравится за мной замужем, обещаю, — его глаза смеялись.
Он и так это знал, что ей с ним нравится. Только это и нравится. Иначе она бы не приходила. Не мучила его снова и снова. Не возвращалась в его постель. Не ломала ногти о его спину. Не кусала в кровь губы, чтобы не кричать. Не отдавалась, как последний раз. Каждый раз, как последний. Ничего бы не было. А оно было.
— Иди сюда.
Он подхватил её за шею. Придавил всем телом к стене. Раздвинул ногой бёдра.
Она запрокинула голову, с трудом вдыхая ставший вдруг густым воздух. Всё тело заныло от предвкушения.
Север посмотрел на её приоткрытые губы, замершие в ожидании и… сделал шаг назад.
— Чёрт бы тебя побрал, Петя! — выругалась Ирка, обгоняя грузовик по встречной. — Чёрт бы тебя побрал!
Она залетела в ЗАГС за пять минут до церемонии.
— Или что? Так и будешь дальше сохнуть по своему Воскресенскому? — ещё стояло в ушах.
Как же Петька бесился, что они с Андреем полетели в Москву. Ревновал, психовал, злился. Наверное, никого он не ненавидел больше, чем Воскресенского.
— Какой ты злой, Северов, — скривилась Ирка. — Вообще, это мне надо злиться. Ты живёшь с другой бабой. Трахаешь её. Женишься на ней.
— Так злись! — взмахнул он руками. — Может, до тебя, наконец, дойдёт, что ты шесть лет ждёшь неизвестно чего, когда я здесь, рядом.
— Да не жду, я, Петя, не жду. Успокойся, — коснулась она его загорелой груди.
— Да мне-то что, — он убрал её руку. — Я завтра женюсь…
Надо было ему сказать, что он был прав: лучше бы она не ездила. Стало ещё хуже. Но, по крайней мере, эта поездка её отрезвила, а большего и не надо.
Ирка растолкала стоящих на крыльце людей. В фойе чуть не сбила с ног уже «расписанную» пару. Запнулась о ковровую дорожку в коридоре. Упала, услышала, как затрещал подол узкого платья. Чулок тоже пополз. Да и чёрт с ним!
— Петя! — крикнула она, увидев чёрную форму офицера военно-морского флота.
Но это был не он.
— Ира? — выглянул в коридор Северов в простой белой рубашке и строгих чёрных брюках.
— Петь, — подбежала она, но сказать ничего не успела.
Он кивнул: «Туда!» и потянул её за руку.
Они словно уходили от погони. Насколько это правда, Ирка поняла, когда услышала позади что-то вроде воя пожарной сирены:
— Лебедева! Стой! Стой, сука! Я сказала, прибью тебя, дрянь, если ты явишься, — орала им вслед Зайцева и топала одна как стадо слонов.
Щёлкнул замок. Петька закрыл дверь прямо у неё перед носом.
Упёрся руками в стену над Иркиной головой. Сверлил глазами.
— Петя! Открой сейчас же! — колотила в дверь Зайцева.
Но они словно не замечали. Стояли, глядя глаза в глаза, и молчали.
Всё так же молча Север подхватил Ирку на руки, прижал лопатками к стене.
Гулко брякнула пряжка ремня. Затрещало, дорываясь по разрезу, платье.
Ирка закрыла глаза после третьего толчка. Жёсткого. Мощного. Глубокого.
Выгнулась. Вцепилась в его волосы, скупо сквозь зубы застонала.
В дверь били рукой. Кулаками. Зайцева не затыкалась. Но Ирка слышала только его дыханье. Резкие, отрывистые выдохи. Почти незаметные короткие вдохи. А потом и совсем оглохла. Дёрнулась в короткой судороге, пробежавшей по телу от самых пальцев ног до кончиков волос. Ткнулась в его горячую шею лицом. И улетела.
Прошёл миг, а, может, вечность. Неважно. Она открыла глаза. И первое, что увидела — его приоткрытые губы. Большего ей было и не надо.
Они откликнулись. Жадно. Требовательно. Вдохнули воздух, что выдохнула она.
— Я выйду за тебя, Петь, — ответила она в эти губы.
Он закрыл глаза.
Потом открыл. Поставил её на пол. Вернул на место брюки. Взял за руку. Резко открыл дверь.
Неугомонная Зайцева от неожиданности влетела в проём, чуть не упала. Но они прошли мимо.
Северов просто вёл Ирку за руку, ни на кого не обращая внимания. А она просто шла.
«Это правильно, — говорила она себе. — Он меня любит. Андрюшка его обожает. Мне с ним хорошо. Так правильно».
— Северовы? — заглянула в журнал сотрудница ЗАГСа, затянутая в тёмно-зелёный костюм, как ролл в лист морской капусты. Посмотрела на часы, на Петьку. — Вы у меня женитесь или как?
— Женимся, — уверенно поставил он Ирку рядом. — Где надо расписаться?
— Ох уж мне эти военные, — усмехнулась она. — Сразу им расписаться.
У двери бесновалась Зайцева. Но её взял на себя тот парень в форме, что Ирка перепутала с Петькой, видимо, его друг.
— Ничего больше не надо, — кивнул Северов.
— Конечно, надо, — иронично скривилась женщина. — Кольца есть?
— Есть, — он достал из кармана бархатный мешочек.
Невинно пожал плечами, на удивлённо взлетевшие Иркины брови.
«Вот засранец! — покачала головой Ирка. — Нет, самоуверенный засранец». Ведь он до последнего надеялся, иначе не купил бы кольцо на Иркин палец, в два раза у̀же, чем у Зайцевой.
— Вот здесь вычеркните имя, — Северов ткнул в журнал. Не глядя, протянул Ирке руку. Она вложила в неё документы.
— У вас замена невесты, что ли? — покачала головой тётка, открывая паспорт. Посмотрела исподлобья на Ирку, словно сверяя фото с оригиналом. — Ну замена, так замена. Букет есть?
— Есть. У нас всё есть, — прозвучал позади знакомый старушечий голос. Ирка и возразить не успела. — Ну-ка дай сюда, — забрала Петькина бабка у Зайцевой букет. — Не тобой плачено! —Опираясь на клюку, прохромала по ковровой дорожке.
Кремовые розы, нежные облачка гипсофилы, атласная лента. А белый шар букета с чёрным платьем смотрелся очень даже неплохо.
— И спину выпрями, — ткнулась в спину бабкина
