Не в силах прийти в себя от изумления, он спрятал нежданные сокровища в карман брюк. Стянул с плеч форменное тряпье, сдернул галстук и сунул все в «дипломат». Оглядел рубашку под светом фонаря — вроде нормально.
Подхватив свою легкую ношу, он уверенно двинулся к аэропорту. Сердце пело, возбуждение охватило его с головы до ног. Еще минуту назад умиравший от отчаяния и безысходности, он летел словно на крыльях.
Деньги, которые берег на бутылку, превратились в стройную белую розу — не смог равнодушно пройти мимо цветочного ларька. Продавщица бросала на него укоризненные взгляды, пока он выбирал цветок, видно, думала плохое обо всех мужиках сразу — сначала напьются, подерутся, а потом возвращаются домой заглаживать вину. Но ему было все равно.
Он добрался на автобусе до города, без труда нашел нужную улицу, дом. Открыл дверь ее квартиры — чувствовал себя преступником и все боялся, что на шум выглянут соседи, — зашел. Сил хватило только на то, чтобы снять ботинки, найти вазу для розы и ополоснуть в раковине лицо. А потом он прошел в комнату и, не решившись лечь на диван, свернулся калачиком прямо на полу. Тело стало свинцово-тяжелым, глаза закрылись сами собой. Через мгновение он уже спал.
Его разбудил звонок. Михаил на ощупь добрался до двери, открыл.
— Где ты так долго была? — прошептал Фадеев, когда почувствовал на своем лице Надины руки.
— Представляешь, — она серебристо засмеялась, — нас в милиции продержали два часа. Для дачи показаний. А этих пьяниц-депутатов выпустили через десять минут.
— Вот черт, — совершенно равнодушно произнес он: сейчас его волновал только ее голос и невероятно гибкое тело под форменной блузкой.
— Вот так, мальчик мой, — она, сбросив туфли, увлекла его за собой в спальню, — оказывается, не было никакой угрозы безопасности полетов. А мы-то разволновались!
— Неважно, — шептал он прямо ей в губы, — неважно…
На следующий день они очнулись только к вечеру: за окном невероятно красный закат из последних сил боролся со сгущающимися сумерками. Михаил наконец-то смог оглядеться — квартира оказалась небольшой, но прилично обставленной. Было видно, что все здесь — и мебель, и ковры, и люстры — было привезено из-за границы и явно стоило немалых денег.
— У меня папа — большой босс в авиации, — усмехнулась она, перехватив Мишин взгляд.
— Рад за тебя, — ответил он, смущенный ее проницательностью.
— Хочешь, помогу тебе на работу устроиться?
В горле у Михаила внезапно пересохло, на минуту повисла тяжелая пауза. Он посмотрел на Наденьку с такой искренней благодарностью, что она в первый раз за все время их недолгого знакомства смутилась.
— Ну, так как? — она отвела взгляд от его пронзительно-синих глаз.
— Спасибо, — едва выговорил он.
— Что — спасибо? — улыбнулась она.
— Спасибо, я сам.
— Миша, — Надя перестала улыбаться, взгляд ее стал темным, — сам ты уже пробовал. Видишь, не получается.
— Нет, Наденька, — он перевел дыхание, — я — мужчина и должен решать свои проблемы сам.
— Как хочешь, — она встала с постели, на ее матовой коже золотистыми всполохами таял закат.
— Уже невыносимо хочу, — не выдержал волшебного зрелища он, — иди ко мне!
Еще два дня прошли как во сне, а на третий Надя должна была отправляться в рейс. Она складывала вещи в небольшую синюю сумку, медленно надевала чулки и кружевное белье — Михаил несколько раз порывался вмешаться в ее приготовления, но она резко останавливала его. Потом укладывала темные густые волосы в замысловатую прическу, делала макияж. Михаил смотрел на нее и думал, какая это будет мука каждый раз отпускать ее, позволять уходить из дома в этом чертовом белье под отутюженной синей формой.
— Останешься здесь? — спросила она, когда, сияющая свежестью и неземной красотой, придирчиво разглядывала себя в зеркале.
— Нет, — в горле у него стоял ком, — попробую улететь.
— Понятно, — в карих глазах поселилась египетская тьма.
— Ты обидишься? — Он готов был ползать перед ней на коленях, умолять остаться сейчас с ним, не уходить. Но кто он такой, что может ей предложить?
— Переживу.
Через несколько минут они вместе выходили из ее подъезда…
Москва встретила его серым небом и противным, едва ощутимым, дождем. Впереди ждали месяцы депрессии и безделья, тысячи попыток найти новое место в жизни. Но Небо не позволяло, с невероятной силой притягивало его к себе. И когда он уже был за гранью отчаяния, за пределами здравого смысла, ему позвонили. Предложили пройти отбор на второго пилота «Ил-86». Те же люди, которые гнали его прочь полтора года назад, теперь улыбались и протягивали для пожатия руки. Фадеева приняли. Жизнь его снова обрела смысл, а вера в будущее вернулась. События, страны, маршруты сменяли друг друга, словно в калейдоскопе, и все это можно было назвать только одним словом — счастье.
Фадеев так и не понял, как все произошло — то ли подняли анкеты, которые он, словно сеятель, разбрасывал по всей Москве, то ли отца где-то добрым словом вспомнили, то ли в его судьбу вмешалась Наденька. Последнее, принимая в расчет особенности того времени, скорее всего. Прилетев с рейсом в Магадан, Михаил сломя голову помчался по адресу: улица Ленина, дом 15, квартира 6. Он звонил, стучал, ждал, снова звонил. За дверью ее квартиры затаилась тишина. Зато на шум вышла соседка. «Так она за границу уехала навсегда. Говорят, замуж вышла».
Фадеев брел по Магадану, промороженный до самых костей. Первый раз в жизни он осознал, что полюбил и тут же потерял — вот она, плата за счастье быть пилотом. И он сам сделал такой выбор.
Даша выскочила из ванной под настойчивую трель телефона. С волос ручьями стекала вода, босые ноги оставляли на линолеуме мокрые следы, а полотенце, в которое она наспех завернулась, то и дело сползало. Она с раздражением подумала о том, что у матери талант появляться в самый неподходящий момент. Больше подумать было не на кого — коллеги обычно звонили на мобильный телефон. Ларин тоже.
— Алло! — поскользнувшись на мокром полу, Даша едва не упала и схватилась свободной рукой за дверцу старого шкафа, которая тут же издала протяжный скрип.
— Дашунечка, — кокетливый голос заставил ее поморщиться, — привет, Рыбка!
— Привет, — расстроенная Даша мысленно отчитала мать за ненавистную Рыбку, но вслух ничего сказать не решилась.
— Что там за ужасающий звук? — Даша представила себе, как мамино лицо изображает гримасу «омерзительно», выбрав ее из своего богатого мимического арсенала.
