— Я терпеть не могу секс с незнакомыми мужчинами…
— …Могла бы сказать заслуженная работница борделя на Тверской, но никак не ты, Семицветова. Ты же никогда не пробовала!
— Можно подумать, что вы все…
— Конечно!
И все три развратные девки уставились на меня с искренним возмущением. Я даже вжалась в стул — так строго они на меня смотрели. Потом заговорили все трое одновременно.
— Только надо соблюдать главные правила…
— Там еще и правила есть…
— Ты должна предупредить нас, с кем ты собираешься уйти…
— Это чтобы если тебя найдут задушенной, мы могли бы дать милиционерам описание убийцы…
— Ты не должна соглашаться ехать к нему домой…
— И ты не должна везти его к себе домой…
— И вообще, лучше выбрать что-нибудь нейтральное, типа гостиницы, сейчас они очень приличные…
— И не говори ему свой адрес…
— И свой номер телефона…
— И свое настоящее имя…
— МИНУТОЧКУ!!! Вы что, хотите сказать… Хорошо, ПРЕДПОЛОЖИМ, что я собираюсь переспать с понравившимся мне парнем. Я завожу разговор, то-се — и в результате должна нагородить целую кучу лжи?
— Конечно!
— А почему…
— Да потому, что он тоже будет тебе врать!
— Отлично. Высокие отношения.
— Да, и с утра лучше уйти пораньше, пока он не проснулся.
— Таким образом ты избежишь тягостных утренних сцен — ну, знаешь, когда все было выпито, говорить стало не о чем…
— Но если он тебе понравится, можешь якобы нечаянно оставить что-то на память о себе…
— Я забывала сережку…
— А я розочку шелковую, с лифчика…
— А я колготки, но это я не нарочно, я правда забыла…
Я приложила ладони к ушам и захохотала. Отсмеявшись, смерила подруг детства суровым взглядом и спросила:
— Слушайте, а если все так непросто — ради чего же мучиться?
Девчонки переглянулись и уставились на меня. Во взгляде их явно читалось сочувствие. Потом Маринка сказала:
— Ради классного секса. Здорового. Безопасного. Ради возможности побыть тем, кем ты всегда мечтала стать, но стеснялась в этом признаться. Ради эксперимента. Мало?
— Как-то это… неприлично!
— Согласна. И довольно быстро перерастает в дурную привычку, а затем становится настоящим пороком. Но один раз… один раз в жизни попробовать можно.
— Без любви?
— Именно это и придаст тебе смелости.
У меня по спине пробежал холодок. Что-то в этом было… неправильное. Чтобы перевести разговор на менее серьезный лад, я пробурчала:
— Ладно, допустим — ДОПУСТИМ — я решилась, познакомилась, понравился, и я ему, договорились, предупредила, поехали. Что дальше?
— В каком смысле?
— В прямом, Тихомирова! Как ты себе представляешь его реакцию на мое предложение засунуть его хозяйство в гипс? Не говоря уж о подсолнечном масле!
— Ха! Да легче легкого.
— Серьезно? Я так и вижу лицо Стасика.
— А зачем мне образец хозяйства Стасика? У меня, так сказать, оригинал есть…
— Не отвлекайся. Так что мне делать?
— Фантазируй. Ты же у нас в журнале для мужчин трудишься. Скажи ему, что ты скульпторша и работаешь в жанре эротической пластики. Ой, да просто предложи поприкалываться! Вот увидишь, его потом от этой баночки не отгонишь…
Ольга мягко кашлянула и серьезно посоветовала:
— Жень, ты лучше просто подсунь ему это руководство и посмотри, как он отреагирует. Если засмеется — можно пробовать.
Катерина вдруг брякнула:
— Ты до руководства-то сама посмотри. На хозяйство! А то, может, нечего импортную вещь на ерунду расходовать!
Я всегда говорю: небольшой женский коллектив своими разговорами способен вогнать в краску даже полную казарму десантников-контрактников.
Тут все мои подружки подхватились, расцеловали меня в обе щеки и удрали. Я только ахнула им вслед — но двигаться быстро после сегодняшнего разгула не могла.
В одиночестве вся смелость куда-то подевалась, и я старательно избегала смотреть в сторону темноволосого. Начала заталкивать неприличный подарок в пакет, а он, зараза, порвался, и все из коробки тоже высыпалось, а когда я полезла под стол собирать рассыпанное, то чуть не завалилась по причине некоторой потери ориентации в пространстве… Короче, через пару минут я осознала, что возле меня стоит мужчина моей мечты, протягивает мне контейнеры, смотрит на меня убийственно-черными глазами и улыбается, а я сижу на полу, лохматая и нетрезвая, но что уж совершенно непонятно, так это то, что ни малейшего намека на аллергию у меня не наблюдается! Хотя если это — не мачо, тогда уж я и не знаю, как эти самые мачо выглядят!
И тут он замечает розовый листок с инструкциями, начинает его явно бегло читать, брови у него ползут вверх, и он начинает хохотать, и вот тут-то я и понимаю, что мой день рождения удался, и в тридцать один год жизнь только начинается!..
МОСКВА-ЭТО БОЛЬШАЯ ДЕРЕВНЯ
В шесть часов утра в субботу Евгения Васильевна Семицветова проснулась в номере гостиницы «Волга», в течение пяти минут пережила острый приступ экзистенциального ужаса, хорошо знакомого всякому русскому человеку после удачно проведенного вечера (кто я? где я? кто это рядом? что вчера было?), в течение следующих пяти минут с расслабленной улыбкой полюбовалась на спящего мужчину своей мечты, потом торопливо оделась, в самый последний момент вспомнила про некий забытый на столе предмет, сгребла его в охапку и на цыпочках — по мере возможности — покинула номер.
Вчера ей море было по колено, и все происходящее с ней казалось совершенно нормальным, но теперь Евгению Васильевну терзали стыд пополам с ужасом.
Боже, что скажет портье!
Портье оказался вчерашний, и сказал он очень бодрую и совершенно однозначную фразу:
— Доброго утречка! Стольничек пожалуйте — и я о вас забыл навсегда.
Потрясенная столь умеренной ценовой политикой, Женька безропотно выдала портье сто рублей и покинула гостеприимные своды гостиницы «Волга».
В столь ранний час в субботу оживленного движения не наблюдалось даже на Садовом кольце, и Женька решила, что это очень кстати — голова нуждалась в проветривании, а мысли — в упорядочении. Спотыкаясь и шепотом ругая каблуки, жертва собственной разнузданности брела по тротуару, прижимая к груди коробку с неприличной теткой. О том, что на коробке именно неприличная тетка, Женя догадалась минут через пять, когда встреченная ею бабка с авоськой с любопытством уставилась на коробку, а потом с гневом — на Женьку. Тут Семицветова сообразила, что в метро будет еще хуже, и решила избавиться от излишков неприличного груза.