– То есть автобус должен был их как будто отвезти в аэропорт?
– Вот именно. Но в те дни ни одного самолета в этом направлении днем не отправлялось. Только два ночных рейса и один утренний, в пять часов на Сочи. И все. Спрашивается, куда подевались люди?
Игорь допил компот и встал из-за стола. Затем, вспомнив, что он совершенно голый, быстро оделся, чмокнул Наталию в щеку и улыбнулся:
– Ты, хитрая лиса, все у меня выведала? Но так и быть, я тебя прощаю. Спасибо за обед, ты превзошла самое себя.
– Вечером будут блинчики. А если не придешь, я приглашу Арнольда с Сергеем, которых ты держишь на голодном пайке, понял?
– Приду, конечно, куда же я денусь.
Он ушел, и в квартире стало тихо. Наталия перемыла посуду и легла в постель, вспоминая события последних трех часов. А ведь ей надо было работать. Отрабатывать две тысячи долларов. Кроме того, ее разбирало любопытство по поводу происхождения желтого портфеля с колоссальной суммой. Но после объятий Игоря она находилась в какой-то прострации и ни о ком, кроме него, не могла думать. Она растянулась на сбитых простынях и закрыла глаза. И словно почувствовала тяжесть и запах его тела, мягкость шелковистых волос, вкус губ, и от нахлынувших воспоминаний и ощущений ей стало жарко. Он совершенно выбил ее из колеи. Нет бы ему остаться и повторить все с самого начала… Эта дурацкая работа. Дурацкие деньги.
Она нашла в себе силы подняться, застелить покрывалом постель, затем встала под холодный душ и наконец успокоилась. Зависимость тела от мужчины – что может быть унизительнее. Надо быть выше этого.
С этими мыслями она вошла в «классную» (или кабинет, что тоже подходило к определению этой странной комнаты) и посвежевшая, в легком халате села за рояль. Белые кружевные занавески играли с солнечными зайчиками в прятки. Слабый ветерок шевелил волосы на голове. Она откинула их за спину, вспомнила одну из своих любимейших мелодий – арию Нормы из одноименной оперы Беллини – и взяла несколько аккордов вступления, мягких и благозвучных.
Сначала она вновь оказалась на берегу реки и услышала щебет птиц, затем картинка будто смазалась невидимой жесткой кистью, и возник темный узкий коридор с большими емкими полками по обеим сторонам. На полках, прижимаясь друг к другу, стояли стеклянные и прозрачные пластмассовые банки с краской: желтой, красной, синей, зеленой, белой… Такими банками в работе пользуются художники. Она словно двинулась вдоль по коридору, пока не посветлело, – возникла просторная мастерская, заставленная мольбертами и огромными картинами – холстами с подрамниками, занимающими почти все пространство мастерской. Не было видно только хозяина.
Движение прекратилось. Последнее, что успела увидеть Наталия, закончив игру, было окно мастерской, выходящее на площадь.
Она оглянулась – ей показалось, что часть мастерской осталась где-то здесь, в комнате, настолько сильно ощущался запах масляных красок.
Ну и к чему все это? Она думала и о человеке в маске, и о желтом портфеле, и об убитом Шаталове, и об Игоре… Что может подсказать ей вид мастерской художника?
Наталия закрыла глаза и попыталась снова наиграть ту же мелодию. И снова возник темный коридор с полками, заставленными красками. Что за чертовщина!
Она вышла из «классной», надела легкие светлые шорты и белую трикотажную блузку, сунула в карман пистолет, накинула на плечо сумку, на другое – фотоаппарат «Полароид» – на всякий случай – и вышла из дома. Видела бы ее мама, уверенная в том, что ее дочка сейчас в поте лица готовит к экзаменам выпускников музшколы… Маме-то хорошо, она живет в Германии, покупает утром молоко за настоящие марки и каждый день качественно улучшает свою жизнь.
Стоп. Хватит думать о маме. Просто надо ей позвонить и справиться о ее и папином здоровье. Это пока все, что она может для них сделать.
Заперев двери, Наталия спустилась вниз, села в машину и, не выдержав, достала из «бардачка» пачку с сигаретами «Честерфильд». Вытащила одну и закурила. И вдруг увидела приближающуюся к ее дому Сару. Она распахнула дверцу и позвала ее.
Это была и Сара, и не Сара. Она сильно изменилась за те несколько часов, что они не виделись. Бледная как бумага, с потемневшими глазами и осунувшимся лицом, она выглядела как побитая собака, несмотря на превосходный макияж и дорогую прозрачную одежду в красно-черных тонах.
– Садись, – пригласила ее Наталия. – Что-нибудь еще случилось?
Женщина устало опустилась на сиденье и вдруг закрыла лицо руками.
– Ну же, не молчи. Что произошло?
Сара отняла ладони от лица – они были все в размокшей туши и красной помаде.
Не говоря ни слова, она открыла большую лаковую сумку и достала оттуда плотный целлофановый прозрачный пакет с чем-то черным и длинным, словно обугленные палки.
– Это Майя, – сказала она и, в ужасе швырнув пакет на пол, забилась в истерике.
Только спустя полчаса Наталии удалось узнать, что Майя, сестра Сары, еще вчера трагически погибла в автомобильной катастрофе. Она не справилась с управлением, и ее машина, вылетев с трассы и рухнув в овраг, взорвалась и сгорела дотла. Сара в морге опознала два кольца Майи, браслет и останки ее рыжего портфеля (по пряжке). Не осталось ни кусочка плоти, одни обугленные кости.
Наталии пришлось вместе с Сарой вернуться домой, чтобы налить ей водки и уложить спать. Пакет с костями наводил на нее ужас. А в голове носилась одна и та же мысль: почему в машине, кроме костей, не обнаружили ни головы, ни прочих крупных частей тела? Ведь в баке машины может поместиться максимум сорок литров бензина. Этого явно недостаточно для того, чтобы от человека осталось лишь несколько обгоревших костей. Что-то здесь было явно не так. Но разговаривать на эту тему с Сарой было теперь бесполезно: она крепко спала на диване, поджав под себя ноги и положив по-детски ладонь под щеку. Большой настрадавшийся ребенок. Наталии было нестерпимо жаль ее.
Она позвонила Сапрыкину, надеясь на то, что он окажется на месте. Они с Арнольдом словно находились в сговоре с Наталией и всегда старались угодить ей, когда она звонила им и просила что-нибудь для себя выяснить. Прокуратура – это такой сложный и влиятельный общественный орган, что навести там справки о чем-либо, касающемся оперативной информации, труда большого не составляет. Этот вывод Наталия сделала сама, когда убедилась, как же хорошо иметь друзей в прокуратуре. К Логинову она по таким мелочам, как узнать номер машины или какие-нибудь подробности недавнего происшествия, не обращалась: не хотела лишний раз напоминать о себе. Пусть он думает, что она большую часть времени проводит на кухне.
