— Спальня — где?
Алла молча махнула рукой в сторону комнаты, и он потянул ее за собой. Через незакрытое шторами окно проникал свет уличного фонаря. Ник бросил ее на покрывало и стал покрывать поцелуями ее лоб, глаза, губы, подбородок, шею, спускаясь ниже и ниже. Поцелуи были жесткими и требовательными. Юбка с безвозвратно испорченной от сильного рывка «молнией» полетела в сторону окна и мягко приземлилась на пол, за ней последовали кофточка, колготки.
Потом ворвалась сумасшедшая волна, которая захлестнула Ника и Аллу с головой, но ей было совсем не страшно тонуть, потому что он тонул рядом с ней… Черт побери, как это в нем умещались сентиментальный поэт, разглядевший за короткий миг в коридоре издательства ее печальные глаза, написавший про одиночество и дождь без перерыва, — и примитивный дикарь, едва не насиловавший ее?! Неуверенный посетитель издательства, робко разговаривавший с редактором, — и рычащий зверь, рвущий ее на куски?
— Ник… Ник… Ник… — стонала она, охваченная чувством, которого не только не знала прежде… О существовании которого и не подозревала… Она была счастлива, когда доставляла мужу удовольствие, но и понятия не имела, что удовольствие может быть обоюдным. Она была на седьмом небе, когда Николай, насытившись, отворачивался и засыпал. Муж удовлетворен, значит, она настоящая женщина! Нет, он, конечно, спрашивал поначалу, как ей было, наверное, вычитал в какой-то книжке о правилах интимных отношений. И она почти искренне отвечала, что хорошо.
Но только сейчас она поняла, что бывает и по-другому. И что теперь она просто не сможет жить без Ника. Если это больше не повторится, она умрет. Она не могла умереть, когда ушел Николай. Да, ей было горько, обидно, одиноко, но она могла жить дальше. Без Ника не сможет. «Не слишком ли быстро — с первого-то раза?» — спросил кто-то посторонний внутри нее. «А кто, черт побери, определил, на какой раз это должно быть?!» — сердито ответила она ему. И не с первого: еще раньше она читала его стихи — и узнавала его: перед ней вставал человек с обнаженной раненой душой — наверное, с такой же, как у нее самой. И Ник, наверное, тоже почувствовал в ней это — во время той мимолетной встречи в коридоре издательства, лишь на секунду увидев ее глаза… Вот говорят: противоположности сходятся. А в ее случае сошлись одинаковости — одинаково несчастливые люди.
«Любовь ли это? — спросила себя Алла и со злостью ответила: — Какая, к черту, разница, как это называется?» Вот она считала, что с Николаем у них любовь, но теперь призналась себе в том, в чем не хотела признаваться много лет: не любовь вела ее в ЗАГС с бывшим мужем, а желание, чтобы все было «как у всех»: чем она хуже подружек, большинство из которых повыскакивало замуж сразу после школы?
Нет, она не буду цеплять ярлык на свое чувство, главное, что оно есть.
И будет теперь всегда.
…Когда все кончилось, они долго не могли унять сумасшедшее биение сердец, учащенное, захлебывающееся дыхание.
Потом Алла, осторожно освободившись из его объятий, встала, включила торшер и, поймав его вопросительный взгляд, сказала:
— Я хочу смотреть на твое тело. Можно?
Ник улыбнулся:
— Было бы на что смотреть. Знаешь, в школе меня дразнили Высушенным Гераклом. А на физкультуре я стеснялся раздеваться. И всегда падал с перекладины, потому что у меня кружилась голова. Однажды чуть не сломал шею. Так и не смог до конца десятого класса одолеть «подъем переворотом», есть такое упражнение.
Грубый дикарь исчез, рядом с ней был неуверенный подросток, над нескладной фигурой которого смеялись одноклассники.
Странное дело, но ей нравился и тот и другой.
В ту ночь впервые за много недель она спала без сновидений.
Зимин, неплохо владевший английским, прочитал в местной газете «Нейшн», которую им приносили по утрам в гостиную, об очередном похищении иностранцев. На этот раз подкараулили «джип» с двумя китайскими инженерами, ехавшими в порт Карачи, где на реконструкции береговых сооружений работали специалисты из Китая.
— Черт возьми, паки уже и за китайцев взялись! — выругался он, бросив газету на стол. — А они-то здесь причем? Ну, ладно, американцы или англичане, они враги ислама, оккупировавшие Ирак и все такое. Но китайцы? Пора просить надбавку за вредность производства — в смысле, за опасность. Ведь это, если не ошибаюсь, третий случай за месяц. Скоро и до Лахора доберутся.
Саша Волошко по прозвищу Волоха, специалист по гидротехническим сооружениям, перебил его:
— Кончай паниковать, Женя! Это все далеко: Исламабад, Карачи… а здесь у нас сонное царство, тьфу-тьфу, чтоб не сглазить, конечно. Да и мы особо не светимся — с работы, на работу, дневной сон до шести вечера, телик до двенадцати. Курорт!
— Курорт! — фыркнул Зимин. — Ты, блин, забыл, как мы перетрухнули в автобусе, когда на Анаркали ехали?
Зданович появился в дверях гостиной и, вытирая лицо полотенцем, стал слушать словесную перепалку своих коллег.
Инцидент, о котором упомянул Зимин, произошел недели две назад в рейсовом автобусе, в котором они как-то решили съездить на Анаркали, большой рынок неподалеку от исторического музея.
Заплатив кондуктору по четыре рупии, они прошли в середину салона и сели. Две или три остановки спустя в переднюю дверь вошел молодой пакистанец с каким-то свертком в руках. Он смерил их неприязненным взглядом, пробормотал что-то и плюхнулся на сиденье перед ними, положив сверток рядом.
— Террорист, — шепотом пошутил Волоха.
Но пак действительно повел себя как-то странно: нервно вертелся, оглядывая салон, смотрел на часы и трогал свой сверток, то придвигая его к себе, то отодвигая к окну. В горле его что-то клокотало, и он постоянно кхыкал и отхаркивался.
Они уже с тревогой принялись наблюдать за своим соседом, вернее, за его непрерывно подергивающимся затылком.
— Может, выйдем? — предложил Зимин. — Вдруг это и правда смертник? Щас как рванет!
— Все же сидят, — заметил Зданович.
Человек десять пассажиров, сидевших в автобусе, не обращали на пака со свертком никакого внимания.
— А им по хрену, что тот свет, что этот, — презрительно проговорил Волоха. — На том даже лучше — ближе к Аллаху!
Когда автобус уже подъезжал к лахорскому зоопарку, беспокойный пак вдруг сорвался с места и, оставив свой сверток на сиденье, подскочил к открытой двери.
— Ну, все! — пробормотал побледневший Зимин. — Сейчас спрыгнет — и поминай как звали! Там же, наверное, взрывчатка с часовым механизмом! Мужики, рвем когти!
