Глава 7
— Варвара, — прогремел голос отца. Георгий Владимирович уставился на меня, обозленный и шокированный появлением Борзого. Хотя, странно всё вышло, ведь папа собирался руку пожать мужчине из прошлого, который был дорог моему сердцу, но костью в горле для него и мамы. А теперь я подавлена, и не знаю, что делать дальше. Мобильник затрезвонил, отвлекая отца от тирады, которую он успел приготовить для меня. Заскрежетав зубами, вынул его и приложил к уху, внимательно слушая, что ему говорят. Затем перевел взгляд на меня и снова опустил, развернулся на пяткахпятках и вылетел из моего кабинета, переступая валяющиеся бумаги на пороге, даже слова не сказал. Практически рванул куда-то, и я так поняла, что Борзый не просто намекнул о встрече. Значит он ждет его, и у них состоится деловой разговор. Федор изменился. Не только внешностью, но и характером. Я буквально чувствовала, в какой степени мужчина был гневен. Что-то произошло тогда, восемь лет назад, но он посчитал не просвещать меня во все подробности, как и мои родители.
Прикоснувшись к груди кулаком, ощутила ускоренное сердцебиение, и так моя душа разрывалась между тем, чтобы остаться здесь и продолжить работу, или побежать следом за отцом и попытаться выяснить у Борзого, с какой целью заявился спустя столько лет. Уперев руки в бока, смотрела на удаляющуюся фигуру отца вдоль длинного коридора, а потом он повернул направо, как раз, где находилась огромная комната, переоборудованная в переговорную. На полу по-прежнему валялись бумаги, которые я выронила из рук, а подойдя к ним, присела на корточки и стала поднимать их, складывая аккуратно в стопку. Чувства противоречивые, и я пытаюсь с ними бороться. Заставляю себя выбросить из головы образ Феди и его поцелуй вчера. Вернее ночью… словно мы вновь вернулись назад и начали с конца, где остановились. И все равно в груди саднит, будто снова рана кровоточит, а я уплываю в воспоминания, когда не могла даже дня провести без того, чтобы не попытаться ему позвонить, или отправить несчастную смс-ку.
— Варвара Георгиевна, — окликает Вероника, моя помощница. Девушка подрабатывает на полставки, помогая мне разбирать документы и фиксировать все данные. Поток и объем работы колоссальный, но так решил отец, чтобы я всегда была под рукой у него. И, конечно, не задумала бежать к деду на Кипр. Это он еще не знает, что я уже давно договорилась с дедушкой, что в случае чего, прилечу с Ликой и мы некоторое время поживем с ним. Раньше отец прислушивался к советам и словам деда, а теперь оба мужчины будто стали чужими и даже не разговаривают между собой. Вероника прокашлялась, привлекая к себе внимание, мило улыбается, и на ее щеках образуются ямочки. Мы с ней познакомились в танцевальном клубе «Рашель». Она преподает хореографию для подростков, от которых сама ушла недалеко по возрасту. И как-то разговорившись с ней после тяжелых тренировок, длящихся в течение нескольких часов, Вероника пожаловалась, как трудно студентам приходится выживать в большом городе. У нее не оказалось ни родителей, ни родственников. Поэтому девушка хваталась за любую работу, чтобы просто выжить. Тогда-то я и предложила ей попробовать поработать в министерстве у меня помощницей на полставки. Я смотрела на нее тогда, и понимала, в ее возрасте у меня были другие проблемы, но мне приходилось так же выживать среди толпы богатых друзей и быть им ровней. Да что говорить, это продолжается до сих пор. Борьба и конкуренция за право быть видной свысока, и при этом того требуют от нас наши родители. В частности, мои отец и мать повернуты на этом, хотя мама в последнее время странно резко притихла. Она отобрала у меня Лику, и теперь практически к ней не подпускает, потому что семья Рейн не желает, чтобы Миша расстраивался, когда видит девочку — не его дочь. Тьфу, аж противно стало, от мыслей, как легко моим родителям далось решение, приструнить меня, чтобы я не пыталась больше чудить.
— Вероника, — я будто очнулась от тяжелых размышлений, пару раз моргнув. — Если тебе не трудно, можешь посмотреть, что происходит в переговорной, — я встала и отнесла на стол бумаги, а сама озадаченно уставилась на девушку, потом нахмурилась. Вероника ждала дальнейших указаний, вопросительно смотрев на меня, продолжая ослеплять своей доброй улыбкой. — Нет, я сама схожу, — отмахнулась, и быстрым шагом направилась из кабинета, бросая на ходу: — Начинай без меня, звонки не перенаправляй, тоже принимай и фиксируй… разберешься.
Я спешила, словно там за дверями происходило нечто важное, что уж точно касалось моей жизни. Борзый просто так не станет предъявлять права на Лику, и тем более на меня, а значит Федя что-то придерживает за собой и теперь мой отец наверняка станет плясать под его дудку. Завернув за угол, я сняла туфли на шпильках, чтобы не цокать ими по коридору и поспешила к двустворчатой огромной двери переговорной. Прислонилась щекой к холодному дереву и прислушалась: голоса слишком глухие и мне не удается разобрать слов, но тон повышен, а значит переговоры происходят не совсем на теплых нотах. Я снова оглянулась по сторонам, не желая, чтобы застали врасплох за подслушиванием. Стояла тишина, а затем двери отворились, и я упала прямо в руки Борзому, ахнув от неожиданности.
— Вот так сюрприз, — ухмыльнулся он, удивившись моему присутствию. Посмотрел на руку, в которой я держала обе туфли, а потом рассмеялся, подмигивая. — Очень хорошо, что ты оказалась здесь, — как-то загадочно проговорил, окидывая своим зеленым взглядом, скрывающих тайны, которые были неподвластны никому, кроме него самого.
— Что? — нахмурилась я, покраснев от стыда. Карма, сука, все-таки наказала за подслушивание, и теперь придется как-то выкручиваться.
— Ничего, — лукавит, а потом резко подхватывает меня и перекидывает через плечо.
— Федя! — закричала я, колотя его кулаками по спине. — Отпусти меня, сейчас же. — Мой папа вылетел из переговорной, даже глазом не моргнул, лишь цыкнул и покачал головой. Удаляясь от нас вместе со сворой своих подчиненных, которые с осуждением кидали свои сощуренные взгляды на нас с Борзым, будто тут маскарад не по их вкусам. А вот насчёт маскарада, это я точно подметила. Федя не повиновался, он тащил меня на выход из здания, абсолютно не обращая внимания на моих коллег, уставившихся в шоке и непонимании, что вообще происходит. Вероника услышала мой крик и поспешила на помощь. Но, когда увидела мужчину, съежилась и ретировалась, оставив меня разбираться с этим громилой один на один. Я продолжала обрушиваться на его спину с кулаками, отмечая какой сильной она у него была, ведь он даже не прилагал особых усилий — нёс меня, словно я весила всего ничего.
— Успокойся, — рыкнул он, хлопнув по попе ладошкой. Звук шлепанья отразился по всему коридору, в который он принес меня, а потом резко поставил на ноги, скинув с плеча. Мы остались одни. В тупике, откуда мне нет пути на свободу, и я зажата между руками и стеной в виде Феди. Он задышал глубоко, опустившись на уровень моего лица. Смотрит неотрывно, а потом переводит взгляд на глаза. Я припечаталась к стене, все еще удерживая в руках туфли. Лихорадочно соображаю, как сбежать от Борзого, чтобы не натворить того, о чем потом буду долго сожалеть. Но мужчина осторожно хватает меня за подбородок и снова обрушивается с поцелуем. Смакует, пробуя мои губы на вкус. Отстраняется, когда я пытаюсь его оттолкнуть в грудь и не отвечаю ему на чувственный порыв. — Ночью ты иначе себя вела, — поддевает, прикасаясь к щеке указательным пальцем. Приподнимает за подбородок и глядит на то, как я провожу язычком по губам. Взгляд его зеленых глаз вновь темнеет, как и то, что скулы на лице заходили ходуном.
— Оставь меня, Федь, — прошу, проговаривая слова тихо, но ощутив тепло его груди ладонью, вдруг сама скручиваю рубашку в тугой узел и притягиваю к себе, целуя Борзого. Мой порыв был неосознанным, но я отдавала отчет в том, что творила. Я скучала по мужчине, и теперь запретный плод в моих руках, который хотелось испробовать прямо сейчас. И Борзый подхватывает темп и ритм, лаская ладонями мою талию, затем сжимает ягодицы, приподнимая юбку, скомкав ее в своих руках. Поддев край моих трусиков, Федя останавливается и смотрит на то, как меня разрывает от агонии и страсти в одном флаконе. Мы вспомнили давно забытые ощущения и теперь растерялись оба.