— Есть. — Мужчина усмехнулся еще шире. — Ну, может… мой выход на работу.
— Круто. Я возьму огурец, и подожду у себя. Ты же, вроде, не любишь, когда кто-то мешается под ногами. — Она лукаво улыбнулась, сузив глаза.
— Верно. Не люблю. — Хоффман довольно кивнул.
Покопавшись в сумках, Хел быстро нашла предназначенные специально для нее огурцы. Взяла один, и, пока врач отвернулся, откусила жопку у немытого продукта. Какая разница? Выглядит же чистым. Земли же на нем нет. Вот и славно.
Грустно улыбаясь себе под нос, девушка медленно ушла с кухни, а оказавшись в комнате, тотчас завернулась в плед вместе с полусъеденным овощем. Уже не будет болеть живот. Паста — это, конечно, круто, но есть ведь огурцы? А пока они есть, все хорошо.
Глаза в тот же миг начинали слипаться. Долгий день в диалогах с людьми, которых она считала близкими, вечер бессмысленных, бесполезных ожиданий. Она вздыхала пустоте своего существования, но не жалела об этом. Не жалела, пока в ту же секунду под крышкой темной сковородки томилась паста с мидиями и кальмарами…
«Хел, ужин» — обронил Райт, вновь начиная улыбаться, когда блюдо было готово, однако понимая, что девушка не идет, сдвинул брови и направился в сторону темной прохладной комнаты.
Увидев, что соседка уже сопит, тяжело, прерывисто дыша… что глаза бегают под тонкими веками, а пальцы дергаются сами собой, врач невольно улыбнулся. «Ну завтра — так завтра» — сказал он сам себе, задумчиво прикрывая дверь в комнату.
День 10
— Да, точно. Я раньше часто сюда приходила, а потом подзабила. — Хелен улыбнулась. Самой искренней улыбкой, на какую только была способна.
— Ну… может тогда возобновить эту традицию? — Парень, сидящий напротив нее, тоже улыбнулся. Он по всей видимости был года на три старше самой Хел, то есть в возрасте девятнадцати-двадцати лет. Довольно хорошо одет, чутка ухмыляясь, он смотрел темными, серыми глазами на то, что люди называют линией горизонта. Яркое, красновато-оранжевое светило заходило за землю, а теплый, осенний ветер дул в лицо молодым людям, вдвоем сидящим на крыше, неосторожно свесив с нее ноги.
— Может быть. Я не говорила, но… У тебя очень красивые волосы, Тед. — Девушка, казалось, немного покраснела. — Не всем идет такая прическа. — Она вновь улыбнулась. Парень в свою очередь провелся рукой по слегка вьющимся, серым волосам, и добавил:
— Мне все равно, идут или нет. Просто нравится. — Не без улыбки, он потрогал волосы своей собеседницы. Она залилась краской еще больше.
— Думаю… Понимаю. Ловил когда-нибудь себя на мысли, что люди забыли, что значит жить? — Хелен откинула голову назад, и начала изучать глазами едва выступающие звезды. — Люди вырастают. Жертвуют своими эмоциями, увлечениями… кладут их на алтарь так называемой «Взрослой жизни». Как мерзко. После двадцати ты уже старик, а после тридцати дряхлый старик. Мне так нравится улыбаться. Я словно чувствую крылья у себя за спиной, такие большие, что я вот-вот взлечу. И мне неловко. Потому что прохожие приросли ногами к земле. Я боюсь расти, понимаешь?
— Вполне. — Парень добродушно улыбнулся. — Но думая об этом, тебе легче не станет. Просто будь собой, не думай о возрасте. Не думай о тех, кто осудит тебя. Ты живешь не для них, а для себя. Живешь всего один раз, я бы сказал, потом что «там» ничего нет. Этого не стоит бояться, просто прими, что второго шанса не будет, и делай то, что нравится, а не то, что люди говорят.
— Спасибо. Кажется, ты один, во всем свете понимаешь меня…
Солнце почти скрылось. Мягкое, теплое и беззаботное. С каждой секундой становилось все прохладнее, а на землю медленно опускалась ночь. В эту минуту люди поторапливаясь расходились по домам, чтобы встретиться с родными и вместе поужинать. Выходили из дома рабочие во вторую смену и молодежь, практикуя ночные гулянки и попойки. Ночь еще не началась, но она медленно подступала к городу. В тот же момент, возвращались домой и пресловутый врач с медсестрой, упорно стремящийся избавится от общества своего новоявленного начальника, чтобы зайти в дамскую комнату. Тот не имел ничего против, они быстро попрощались и разошлись в разные стороны. Уже второй день они шли домой вместе, но совсем ни как пара, и даже ни как друзья. Просто коллеги. Врач, пересекая еще одну дорожную полосу рядом с домом, рефлекторно посмотрел в окно. В свое окно, в котором совсем не горел свет.
Ассоциации смутные. Давно не Тина. Но и не… Мысли путались. Он, вроде бы, был спокоен, а вроде бы что-то не то, не так. Наверное… все. Дом в любом случае не может быть пуст. Просто не может. Не оттого, что это странно, а потому что он так хотел. Потому что он так сказал, пусть даже не формулируя мысль в своей занятой голове.
Он медленно поднялся по лестнице и открыл входную дверь ключом. Квартира действительно была пуста.
Не так давно Хоффман начал думать, что хотел бы большую семью. На самом деле большую: жену, детишек, двое или трое, а позже еще и внуков… Большой теплый дом, в котором всегда бы царили мир и покой. Хорошую карьеру для себя и детей, а также кошку, собаку и хомяка, для младшей дочери. Чтобы приходить в дом, где тебя ждет вкусный ужин, любимые люди. Где тебя бы ждали, а потом радовались, что ты, наконец, вернулся с работы… Ну, и конечно, он горел желанием все это обеспечивать, для чего и стремился работать и позволять себе по максимуму. Маленький Райт рос круглым сиротой, его попечителем был дядя, в его доме он всегда был чужим. Лишним… Поэтому такое желание было более чем логично иметь.
И одним из условий был мягкий, теплый свет, струящийся из окон. Этого света, возвращаясь домой он не увидел. И даже несмотря на то, что живет он совсем не с семьей, и даже не с женой или любимой, его это насторожило.
Дом действительно был пуст, соседка Хоффмана куда-то таинственным образом подевалась. И в тот момент он понял, что даже не знает ее номера, не уверен, брала ли она ключи, и все ли с ней хорошо. Он поймал себя на мысли, что ни за что не отправил бы собственных детей учиться в другой город. Слишком далеко и волнительно. Глубоко вздохнув, он сел за кухонный стол, и начал гипнотизировать взглядом окно. Его не должно это касаться, он не то что переживать, радоваться должен. Но он переживал. Как, ребенок же. Глупый, неопытный ребенок. Ну ладно, или подросток. Но близко.
На город опускалась ночь. Медленно и неотвратимо. Впервые за долгое время на осеннем небе вновь показались звезды и луна, а теплый ветер напоминал гуляющим о недавно прошедшем лете. Хоффман, кажется, уже не печалился.
Он злился. Не записки, не предупреждений, кто? Кто будет нести в этом огромном городе за нее ответственность? Злился за свою грусть, беспомощность. Злился на мысли, что вынужден сейчас думать о ней, вместо того, чтобы строить планы на следующий день.
Когда стрелка часов перевалила за час ночи, замок от входной двери скрипнул. Она вошла, нигде не включая свет, спотыкаясь об раскиданные собой же носки, и тихо ойкала в темноте. Девушка тихонько проскользнула на кухню, налила себе стакан воды и начала пить. Через несколько секунд послышалось озлобленное, резкое замечание:
— Ночь, блядь. Где ты шляешься, умница? — Райт хмыкнул. От испуга Хелен выронила стакан, который разлетелся по полу на мелкие осколки.
— Ой, а ты тут? А че ты тут сидишь?.. — Испуганно-недоуменно выдавила из себя девушка, она не видела его лица, но чувствовала, как сквозь ночь он укоризненно таращится на ее силуэт.
— Я что, должен спать?
— Хью, ну да, а что? В прочем… не хочешь, не спи. — Хелен немного расслабилась и включила свет на кухне.
— Ты какого черта шляешься по ночам? Где тебя должны отыскивать потом, и кто? Может, полиция? Если я не ошибаюсь, ты совсем еще несовершеннолетняя. Так кто отвечает, а? Штраф я за тебя платить не намерен. Я не твой опекун, и…
— Вот, блин, да! Ты не мой опекун. И ничего обо мне не знаешь. Даже возраст. Ты мне что, батя? Или, может, ответственный? Слушай, дед. Делай то, что посчитаешь нужным. И я буду делать то, что посчитаю нужным. Не нужно друг к другу соваться, ок? Так что сейчас же отстал от меня, ясно? — С этим словами Хел вновь выключила свет на кухне и с сильным топотом отправилась к себе.
