чуть отросла щетина, но в целом он выглядит прекрасно, даже улыбается.
— Привет, малышка, — он садится на стул напротив и улыбается. — Ты как?
Мы никогда не были любителями всех этих «детка», «малышка», «солнышко». К чему сейчас? Но да ладно.
— Привет, Глеб, — хочу улыбнуться, но в голове проскальзывают слова Бахурина, и выходит как‑то кисло и натянуто. — Я в порядке, на контакте с Антоном Васильевичем. А ты как?
— Нормально. Адвокат говорит, ты встречалась с новым следаком? — смотрит внимательно. — На что обратила внимание?
— На то, что обвинения он выдвигает очень серьёзные. И настроен тоже серьёзно.
О том, что с Бахуриным мы знакомы, я решаю умолчать.
— Глеб, — тоже смотрю ему внимательно в глаза через стекло. — То, что он тебе вменяет… Это же не имеет под собой оснований?
— Конечно нет, малыш, ну что ты? — Снова это «малыш» — Ты ведь и сама понимаешь, откуда ноги растут, не так ли? И следак этот… Мои ребята уже им занимаются, скоро у него прыти поумерится. Кстати, Антон Васильевич сказал, что этот Бахурин провёл обыск у нас дома. Всё ведь в порядке?
— А должно быть не в порядке?
— Я не знаю. Это же менты, — Глеб смотрит пристально, без привычных немного игривых ноток во взгляде, и я чувствую напряжение. Не хочу это признавать, но чувствую.
Сцепляю зубы, дышу ровно. И вру мужу:
— Нет, всё в порядке. Они ничего не нашли.
Не знаю, кажется мне, или я слишком остро реагирую, но вздох облегчения, хоть и едва заметный, меня напрягает. Понятно, что он рад, что всё в порядке, никаких подстав не произошло, но внутренне я чувствую, что причина не в этом. Неужели ту часть флешки в игрушку всё же положил Глеб? Что это? Где остальная часть? Почему именно этот накопитель так важен для расследования Бахурина?
Только вопросы, ответов нет.
Пока нет.
— Злата, сегодня с тобой свяжется Оленин, — помощник мужа на фирме, скользкий и неприятный тип, как по мне. — Передашь ему некоторые бумаги. Бизнес не должен стоять.
— Хорошо. Какие именно?
— Синюю папку из верхнего ящика моего стола.
Ещё Глеб просит сообщить его сестре, что у него всё в порядке, успокоить её. Говорит, что соскучился по мне и хочет прижать к себе, я киваю и улыбаюсь, но особого трепета не испытываю. После того, как я два года назад узнала, что у него появилась любовница, мне сложно проявлять чувства. Это было непросто для меня и раньше, а теперь и подавно. Признался он сам, раскаялся, просил прощения. Сказал, что порвал с ней, что очень любит меня. Что просто в какой‑то момент я отдалилась, а ему не хватало тепла.
Не могу сказать, что простила. Я даже не могу признаться, что меня это задело до глубины души. Просто оставила как есть. Наверное, я и правда «холодная» женщина. Со временем мы стали снова тепло общаться, дружить, но и так оставляющий желать лучшего интим стал совсем редким и не особо впечатляющим.
Да мне и не хочется всего этого.
Я выхожу из СИЗО, с облегчением и удовольствием вдыхая свежий воздух. Мне было сегодня крайне неуютно разговаривать с мужем. И дело не только в обстановке. Мне пришлось врать. А я это терпеть не могу. А ещё врали мне. Это не люблю ещё больше.
Замечаю, что моя машина стоит чуть дальше, водитель Николай о чём‑то разговаривает с каким‑то полицейским.
— Что случилось? — подхожу ближе.
— Я и сам не пойму, Злата Владимировна, — Коля пожимает плечами. — Вот лейтенант говорит, что я нарушил, требует задержать автомобиль для составления протокола.
— Нам нужно срочно ехать, — хмурюсь. — В чём проблема?
Но ответить полицейский мне не успевает, потому что рядом тормозит чёрная иномарка, стекло опускается, и я замечаю за рулём Бахурина.
— Садись, — коротко командует, и мне требуется пара секунд, чтобы осознать, что эта команда предназначается мне.
— Я подожду свою машину, — отвечаю на столь наглое заявление.
— Садись в машину, Злата, — Демид говорит спокойно, но будто невзначай поправляет наручники, лежащие на торпедо машины, намекает, что не стал вносить находку в протокол.
Ох мать твою, Бахурин.
Я сердито хватаюсь за ручку и распахиваю пассажирскую дверь. Присаживаюсь и хлопаю дверью погромче. Слышала, подобное причиняет мужчинам едва ли не физическую боль.
— Чего? — поворачиваюсь и поднимаю бровь.
Но в ответ слышу щелчок блокировки замков и тихое урчание двигателя, когда мы отъезжаем от парковки.
— Куда мы едем? — спрашиваю, когда Демид выезжает на дорогу.
— Могу отвезти домой. Или куда скажешь, но для начала поговорим.
Складываю руки на груди, обняв сумочку, всем своим видом демонстрируя недовольство, и молчу.
Бахурин какое‑то время тоже едет молча, внимательно следит за дорогой. Немного прищуривается, явно размышляя над чем‑то, но в целом он абсолютно расслаблен и спокоен. В отличие от меня. Его молчание меня нервирует, и, думаю, он делает это намерено. Не удивлюсь, если их этому учат, а Демид и раньше на интуитивном уровне чувствовал, как сделать так, чтобы человек рядом с ним расслабился или наоборот напрягся.
— О чём вы говорили с мужем на свидании?
— Демид, ты совсем, что ли, без берегов? — я шокировано поворачиваюсь к нему. — Ты не боишься, что я напишу на тебя жалобу? Это уже совсем за гранью.
— За гранью то, что делает твой муж, Злата. Если я быстро не найду флешку с информацией, могут пострадать люди. И у меня нет времени играть в игры.
— Это бред.
Бахурин сворачивает на объездную дорогу, что идёт возле промзоны, едет в сторону заправки по кольцу.
— Злата, отвечай на вопрос. Глеб просил тебя кому‑то что‑то передать? Документы, файлы, носители? Может, какие‑то фразы или пароли?
Я, конечно, слышала, что некоторые сотрудники полиции не всегда соблюдают процедуру и права граждан, и что попасть во всю эту систему опасно, можно сколько угодно прикрываться Конституцией и прочими правовыми документами, однако, не всегда это работает. Но то, что сейчас вытворяет Демид, просто
