— Как зачем? — тетя Зина смотрит на меня, подняв брови. — Степка же любит тебя, все об этом знают.
— Что? — от этой новости я резко сажусь и тут же со стоном откидываюсь на подушки, как пулей простреленная болью. Стиснув зубы, выбивающие чечетку, спрашиваю: — Какая… любовь… между… родственниками? Вы о чем?
Ужас волной накрывает меня и холодным потом проступает на лбу. О таком раскладе я даже не предполагала.
— О том самом, — Тетя Зина вытаскивает телефон и начинает в нем что-то искать. — Да и не родственники вы. Твоя мать — моя сводная сестра. Наши родители поженились, когда в каждой семье было по дочке. Смотри!
Она показывает наши совместные фотографии. На всех Степан рядом. Он, не отрываясь смотрит на меня, протягивает мне пальцы, когда выхожу из его машины, носит сумки, и даже поднял на руки весной, чтобы я не намочила ноги в огромной луже, разлившейся перед крыльцом подъезда.
— Но я думала, он заботится обо мне по-братски, — растерянно бормочу я.
— Ага! Ты дура, что ли, совсем, Женька! Он и дом налаживает для тебя. Цель поставил: как только завершит стройку, сделает тебе предложение.
— Замолчите! — вылетает из глотки приказ, и тетка застывает на полуслове.
От шока закрываю глаза. Не могу больше слушать ее свистящий шёпот! Не хочу! Мне не нужен ни Степан, ни его деньги! Совсем! По-иному я планировала свою жизнь.
— Жень, ты чего? — тетя трогает меня за плечо. — Я думала, ты знаешь, просто в недотрогу играешь. Да и мама твоя только рада. Мой сын — хорошая партия.
— Это вы называете хорошей партией? — откидываю одеяло и показываю ей тело, закованное в гипс.
— Всякое бывает, — смущается тетка. — Просто Карлуша последней сволочью оказался и решил позабавиться, отомстить, гаденыш, да не вышло. Он уже получил своё. Ой, Женька! – вскрикивает она, словно что-то вспомнив, и опять начинает плакать, буквально захлебываясь слезами.
Но чувство жалости к ней и ее сыну испарилось, вот только что сжигало душу, а теперь его нет. Я смотрю на тетку с ненавистью.
Обман! Везде обман!
Мне самой хочется выть в голос. Такая тоска разливается по сердцу, хоть ложись и помирай. Просто так, по прихоти какого-то отморозка разбили мою размеренную жизнь вдребезги. Теперь я пропущу выпускные экзамены, не получу диплом, и потрачу лишний год на учебу, так как придется брать академический отпуск.
Слёзы катятся по щекам, я сердито размазываю их по лицу. Неужели сестры давно спланировали поженить нас со Степаном, и мама специально отправила меня в Москву? Как она могла отдать родную дочь в руки бандита, даже не предупредив? Или она не знает, чем он занимается?
Ответов на эти вопросы не было. Мы плакали вместе, но каждый горевал о своём. Я выла от вернувшейся физической боли и убийственной новости, еще не зная, что через несколько минут меня ждет вторая, а почему ревела тетка, оставалось загадкой. Неужели я ей так близка?
Наконец запас слез истощился у обеих. Мы вздохнули, и тетя впервые посмотрела мне прямо в глаза. Я видела, что она хочет что-то сказать, но не решается.
— Тетя Зина, а почему Степан не пришел? Ему же надо рассказать, что задумал Карлик.
Исходя из логики ее слов напрашивается простой вывод: если братец меня так любит, как говорит его мать, должен дневать и ночевать у моей кровати.
Красивое лицо тетки опять искажается гримасой, видно, как она с трудом держит себя в руках. И вдруг оглядывается на дверь, вскакивает со стула и тяжело опускается передо мной на колени.
— Женя, Женечка, спаси моего дурака! Умоляю!
И столько боли в ее голосе, что во мне все леденеет. Я смотрю на кудряшки, подпрыгивающие на шее от рыданий, а в душе растет плохое предчувствие.
— Тетя, встаньте! Немедленно! Вы слышите?
Она поднимает грузное тело и без сил падает на стул. От красивой цветущей женщины остаётся оболочка с размазанной вокруг глаз и губ косметикой.
— Степку арестовали, — шепчет едва слышно она. — Он ночью… он… — слова прерываются рыданиями, — он Карлика нашёл и зарезал…
Тетка замолкает, и в палате устанавливается такая тишина, что слышно, как разговаривают на посту медсестры. Где-то там течёт нормальная жизнь: люди болтают о пустяках, смеются, ходят на работу, влюбляются… А у меня она медленно, но верно катится в пропасть, и остановить это падение я не в силах.
— А чем я могу помочь? — сиплю и закашливаюсь, в горле мгновенно пересыхает.
— К тебе придёт полиция, не рассказывай подробностей о случившемся, умоляю!
— Но как я могу молчать? Какая от этого польза Степану? Карлик уже не оживет!
— Сейчас сына арестовали по статье «Причинение смерти по неосторожности». Степан защищался и превысил меру защиты. Ножи были в руках у обоих. А если ты расскажешь правду, он пойдёт по совокупной статье и сядет на пятнадцать, а то и больше лет. Женька, мой дурак за любимую мстил! Не будь стервой, прошу! Нельзя допустить, чтобы полиция связала вместе нападение на тебя и убийство Карлика! Нельзя!
– Но… – судорожно вдыхаю, кажется, я забыла, как нормально это нужно делать. – Там работают не дураки. Одна семья, одна ночь, одни и те же люди. Таких совпадений не бывает.
– Женька, хоть ты мне не рви душу! – тетка с грохотом падает на колени. – Я для тебя все…Только помоги!
Вот так я и оказалась между двух огней.
Чужая проблема ударила наотмашь и легла ответственностью на плечи. Если расскажу следователям правду, погублю Степана и отплачу чёрной неблагодарностью тетке за приют и гостеприимство. А если промолчу, брат (или уже не брат?) может принять мою жалость за… любовь.
Б-р-р-р! Я этого не хочу! Совершенно! Ни грамма! Никогда и ни за что!
В больнице я пролежала три недели. Насильник сломал мне два ребра, а один обломок сместился, когда я бегала по подъезду, и упёрся в легкое, поэтому пришлось делать операцию. Шатаясь, вышла на свежий воздух и замерла: вокруг уже вовсю бушевала весна. Я стояла на крыльце стационара, подставив лицо тёплому ветерку, и казалось, что эта история мне приснилась.
Не приснилась, увы!
Несмотря на уговоры и причитания, я ушла из дома тетки в общежитие к Маше. Преодолевая слабость, усталость и давление окружающих, все же сдала экзамены вторым потоком и получила диплом профессионального маркетолога.
Параллельно тянулась череда визитов в полицию. Следователь, приятный молодой человек в очках, все допытывался, видела ли я, кто на меня напал?
– Ну, Евгения, как вас по батюшке? – он заглядывал в документы и весело продолжал: – Викторовна. Скажите мне, кто на вас напал?
– Не видела, – отвечала раз за разом, хотя я парня все же узнала: это был тот самый любитель «Ролтона», который торчал в магазине поздно вечером. Достаточно было просмотреть запись с камеры, чтобы дело раскрылось без проблем, но я молчала. — Он схватил меня сзади, а потом я потеряла сознание.
— Но вас нашли на земле с кирпичом в руках. Кого собирались прихлопнуть?
Следователь откидывал голову и смеялся своей шутке, я невольно улыбалась тоже.
— Не помню. Ничего не помню.
В последний раз меня вызвали подписать документы, потому что мое дело закрылось из-за отсутствия улик. Я выполнила необходимую процедуру и встала, но следователь пригласил меня к столу в углу кабинета, где исходил паром чайник.
— Странное происшествие, — он налил две чашки чая. Вам так не кажется?
– Нет, – я пожимаю плечами и смотрю на дверь, мечтая сбежать.
— Ну, как же! Жертва ничего не помнит, улик нет, а место преступления затоптано мужской обувью, словно там целая толпа развлекалась. Да и медики скорой рассказали, что вы кричали о какой-то банде. Нападавших было много? Сколько человек?
— Не знаю, — твержу я. — Словно белый лист перед глазами.
— Пейте чай.
Парень посмотрел на меня поверх круглых очков и подмигнул, я смущенно улыбнулась, взяла чашку. И в этот момент он провёл пальцем по моей ладони.
