лежащая на руле, пока вторая всего лишь касается его кончиками пальцев, волосы в художественном беспорядке и выступающий кадык, который почему-то перетягивает на себя чуть ли не все внимание. Тяжело сглатываю и снова отворачиваюсь. Фигушки ему, а не бизнес-план. Пусть сам придумывает, как заработать.
Но рыжий и влечение к нему заставляют задуматься. Наверное, Марина права, и я растрачиваю себя слишком быстро, щедро раздаю себя мужчинам, которые, словно кометы, мелькают в моей жизни, чересчур быстро угасая. Когда размышляю над этим, меня посещает мысль, что я была бы отличным стереотипным мужчиной. Мне интересно с противоположным полом ровно до того момента, пока присутствует эффект новизны. Мы доходим до постели – чаще всего довольно быстро, – там первое время удивляем друг друга своими умениями, а потом все равно все телодвижения сводятся к одному, древнему как мир. Вперед-назад. Скукотища. И да, мой личный опыт показал, что чаще всего мужчины изгаляются в постели только первые пару раз. Дальше они способны только на миссионерскую классику либо усаживают девушку на себя, мотивируя это тем, что якобы им снизу вид получше. На самом деле, в игру вступает их лень. Максимум, как можно разнообразить секс на этом этапе, – это постоянно подкидывать ему идеи или провоцировать на секс в неожиданных местах.
Я все чаще стала задумываться о том, как же люди годами – десятками лет – живут в браке. Это ж все время только один партнер! Уму непостижимо. Вот почему так популярны анекдоты и мемы про парочки, которые занимаются сексом в темноте под одеялом в миссионерской позе. Немудрено, что у женщин, которые довольно долго состоят в браке, часто болит голова. Это от напряжения. Даже сама мысль о том, чтобы заниматься сексом вот так скучно, напрягает. А если все это еще не больше одного-двух раз в неделю, то вообще может поехать крыша. И как они при этом умудряются еще и…
– Приехали, – произносит рыжий.
– Кончать, – заканчиваю свою мысль вслух, а потом запечатываю свой болтливый рот ладонью и испуганно смотрю на Ивана.
Он пялится на меня заинтересованным взглядом, и на его губах расплывается кривая ухмылка. Вообще, мне кажется, он мастер таких вот противных улыбочек, которые заставляют меня чувствовать себя какой-то ущербной.
– В смысле, кончилась… м-м-м… дорога, – мямлю я, не глядя на рыжего, а сама чувствую, как горит мое лицо. Оно раскалено настолько, что этот нахал мог бы сейчас запросто подкурить от моей щеки, например. – Ну, спасибо, что довез. Я только… – Не успеваю договорить, как рыжий выходит из машины и идет к багажнику. – Ладно, невежливый тип, – бурчу, выбираясь следом.
Ожидаю, что сейчас он посмотрит на красную крышу отцовского дома, на высокие стальные ворота с калиткой в них, на будку охраны, и выдаст реакцию, как у всех мужчин. Присвистнет и присмотрится ко мне повнимательнее, прикидывая, какой кусок можно откусить от этого пирога. Обычно после такого я сразу рву все отношения. Потому что жениться на папиных деньгах я не позволю никому. Но рыжик меня удивляет. Он просто достает чемодан из багажника, ставит его передо мной, снова осматривая с головы до ног своим наглым взглядом с соблазнительным прищуром, а потом коротко кивает.
– Хорошего дня, – произносит его греховный рот, и рыжий, заняв водительское место, отъезжает.
А я, как дура, пялюсь на задние огни машины, пока они не исчезают за поворотом.
– Господи, Ася, ну как можно столько раз облажаться всего лишь за полдня? – бубню себе под нос, хватаясь за ручку чемодана и двигаясь к калитке. – Дальше день должен быть гладким и идеальным.
Так я думаю ровно до того момента, пока, поздоровавшись с охраной, не вхожу во двор. Я что угодно могла говорить Маринке про женщину, которую папа должен привести в дом, но на деле оказалась вообще ни черта к этому не готова. Питая призрачные надежды, что вот эта пошло-красно-мелкая машина принадлежит совсем не папиной любовнице, я иду в дом. Собиралась просто поздороваться, забрать своего «жучка» и свалить к себе в квартиру, а теперь я просто обязана познакомиться с этой дамой. И, как бы себя ни успокаивала, сейчас я больше всего хочу, чтобы она была хотя бы старше меня. Нет, ровесницу я не вынесу. Наверное, потому что сама вращаюсь в студенческих кругах и знаю, на какие коварства способны двадцатилетние пигалицы, только бы заполучить папика пожирнее.
Я вхожу в дом и сразу слышу заливистый смех. Иду на звук.
– Ой, Саш, насмешил, – произносит знакомый голос, и я слегка хмурюсь.
– Что ж, значит, миссия выполнена, – басит мой отец. – Еще кофе?
– Нет, спасибо, – отзывается моя тетя Кристина.
– Тогда поцелуй, – негромко, но требовательно говорит папа, и меня начинает тошнить от чавкающих звуков их поцелуя. Серьезно, блядь?!
– Серьезно, блядь?! – теперь уже вслух произношу я.
– Ася! – строго отзывается папа, ругая меня то ли за ненормативную лексику, то ли от испуга, что я так ворвалась на кухню, где два голубочка нежничали на диване за столом.
– А что Ася? – спрашиваю я, подняв брови. – Здрасьте вам! – приседаю в шутливом книксене. Скорее даже в издевательском, и все присутствующие это понимают. – И давно вы двое?..
Я прохожу дальше и усаживаюсь напротив. Забрасываю в рот виноградинку и жую, чтобы не начать орать.
– Здравствуй, Асенька, – произносит Кристина, мазнув по мне взглядом и уткнувшись им в чашку, которую тут же схватила со стола.
– Так там кофе закончился же, – ерничаю я, когда она подносит ее ко рту.
– Да, точно. Ладно, поеду я, вам поговорить надо.
– Крис…
– Саш, я правда поеду.
Когда ее рука касается предплечья отца, меня передергивает.
– Крис, тебе не противно подбирать после сестры? – вырывается из меня, и лицо моей тети тут же перекашивается. Хочется верить, что это от боли, и что она сейчас испытывает такую же, какую чувствую я.
– Ася! Закрой рот! – рявкает на меня папа и встает следом за тетей.
Они поспешно покидают кухню, а я откидываюсь на спинку дивана и прикрываю глаза. В висках нарастает боль. То ли от похмелья, то ли от увиденного. Судя по всему, папочка меня сегодня не ждал, потому что притащил Кристину к нам домой. Ладно, к себе домой, я тут уже полгода как не живу. Но все равно. Чтобы трахать ее на той же кровати, где спал с моей мамой? А эта еще… сестра называется. Внутри меня все переворачивается, когда в голову закрадывается мысль о том, что папа мог спать с обеими, будучи в браке с мамой. Что, если это