Нет… Ничего. Пахнет залежавшейся тряпкой. Тут запустение чувствуется. Хотя и в этой комнате тоже навели марафет и даже вымыли окна – вон как они сверкают. Огромные, от пола до потолка, с видом, который стал тем самым решающим доводом, подтолкнувшим меня купить квартиру именно здесь. Теперь же мне кажется, что дом стал бы гораздо более разумной покупкой. По крайней мере из дома я мог бы выйти в сад, чтобы не чувствовать своего одиночества так остро. Здесь же я будто золотая рыбка в аквариуме.
Взгляд останавливается на фото в рамке на тумбочке в изголовье кровати. На ней я и Вика с новорождённым Нико. Интересно, я бы чувствовал себя лучше, если бы она меня дождалась? Да ну. Бред какой-то. Я и женился-то на ней по залёту. Казалось, почему бы и нет. Тридцать два уже, вроде самое время остепениться. А тут девочка подходящая. Из хорошей семьи. Отсутствие каких-то пылких чувств я не считал таким уж аргументом «против» хотя бы потому, что дожив до тридцати двух так ни разу и не влюбился. В общем, сыграли свадьбу и зажили. Ну так… Ни плохо, ни хорошо. Я работал как проклятый, так что земля подо мной горела. Блядовал, чего уж скрывать. А Карина вела тот образ жизни, к которому привыкла, имея витрину в виде успешного мужа и умницы-сына, что позволяла ей поддерживать свой статус среди подруг. Я очень хорошо понимал, что нас держало вместе, и не питал иллюзий. Поэтому, когда случилась вся эта заваруха, я, облегчая ей выбор, сам подал на развод. И ни разу об этом не пожалел. Другое дело – Нико… Позвонить бы ему. Узнать номер наверняка будет не трудно. Но что сказать? «Привет, сын, я твой папа. Вот, откинулся с зоны»? Да чтоб его!
Выхожу из детской, от души шандарахнув дверью. Замираю у высокого зеркала в коридоре, впервые за много лет увидев себя в полный рост. Самопроизвольно с губ срывается свист. А я здорово раскачался на зоне. Пожалуй, не влезу ни в один свой костюм. Кстати, о них. Иду в гардеробную. Та больше чем наполовину пуста. Раньше основную её часть занимали наряды Карины. Теперь же здесь преимущественно моё барахло. И только парочка каких-то пёстрых платьев. Очевидно, давно вышедших из моды.
Нахожу тонкие треники, самую широкую футболку, одеваюсь и выхожу на улицу. Здесь, вне стен, одиночество даже в кайф. Брожу по вымершим дорожкам парка, заглядываю в витрины закрывшихся после полуночи ресторанов, вдыхаю пустоту улиц, тишину уснувших дорог. Торможу у метро. Я бы сейчас с радостью проехался в пустом вагоне, но метро уж давно закрыто. Фонари заливают яично-жёлтым темноту аллей, ветви старых могучих деревьев плетут над головой затейливое кружево. Я блуждаю в колышущихся тенях, которыми оно устилает мой путь, и гоняю мысли по кругу.
– И знаете, я ведь даже в вашем офисе успела отметиться… Я у вас стажировалась.
– Правда?
– Целых три месяца.
– Не помню…
Зачем я у неё спросил про шлюх? Чего этим добивался?
В окутавшую меня тишину врываются тихие голоса, шёпот, шорох… На скамейке чуть в стороне целуется парочка. Девица в позе наездницы сидит на парне. Одна его рука на её бедре, вторая – запуталась в волосах. Я замедляюсь, не в силах оторвать от них взгляда. Вот она – нормальная беззаботная жизнь. Не знаю смогу ли я теперь так же…
«И знаете, я ведь даже в вашем офисе успела отметиться…» – опять её голос.
Нет, конечно, всё правильно. Об этом нужно было упомянуть. Откуда ей было знать, что со мной эти слова сделают? Сколько выпустят наружу никому не нужных воспоминаний.
То, что нам в офис сосватали дочь Воскресенского, просто не могло пройти незамеченным. Я к тому моменту уже понимал, что меня хотят слить. Только не понимал ещё, каким образом. Поэтому каждый новый человек в моём окружении попадал под самое пристальное внимание. И, конечно, может Женя того и не замечала, но я стал присматриваться к ней буквально сразу же.
Первая мысль – какая она некрасивая. И дело тут даже не в её угловатой фигуре, со всех сторон больше напоминающей доску, не в чертах лица, по отдельности вроде бы даже красивых, а в каком-то общем впечатлении, которое она производила, когда смотрела на тебя этими своими водянистыми глазами. Я одно время даже думал, что её спецслужбисты натаскивали. Ведь через эту водянистую гладь невозможно было пробиться. Она держалась ото всех в стороне. Была вежливой, но закрытой. В сплетнях не участвовала, на обед с другими не ходила. Она не пыталась понравиться или как-то иначе вписаться в коллектив. Казалось, ей было вообще похеру, что он ней подумают. Так, словно она не планировала задерживаться здесь надолго.
Конечно, я не верил, что ей в игре против меня отводилась центральная роль, но что какая-то роль отводилась – не сомневался. А там ведь помните, как говорят? Держи друзей близко, а врагов ещё ближе… Я полагал, что смогу разузнать нечто такое, что позволит мне выиграть время, и меня совершенно не волновали методы, к которым для этого придется прибегнуть.
И вот теперь – сюрприз-сюрприз… Она аж целая моя заместительница.
Хожу долго, пока не начинают гудеть ноги. Город просыпается. Навстречу мне едет первый трамвай. Наверное, зря я всю ночь прошатался. На этот день у меня куча планов. Начиная от посещения врача и закачивая походом по магазинам, потому что я не доставлю удовольствия своим врагам видеть меня не в форме.
С жутким скрежетом вверх поднимаются жалюзи на окне киоска с прессой. Шесть лет прошло, а он всё так же стоит. Невольно бросаю взгляд на выстроенные в ряд журналы. На одной из газет замечаю свою довольную морду шестилетней давности. Видно, новости о моем освобождении не один день занимают умы журналюг.
Гашу в себе желание скупить все газеты подчистую, чтобы их никто не увидел. Потому что это бессмысленно – в сети миллион моих фото, оттуда их точно не выкорчевать. Да и карточку, что мне вручила Евгения Александровна, я не удосужился сунуть в карман. Хотел бы купить – так оплатить не чем. К чёрту!
Возвращаюсь домой, низко-низко опустив голову. Повсюду камеры, а журналюги в поиски сенсаций
