ничего. А если ты не ешь ничего, то идёшь мести плац, пока не проголодаешься.
По распоряжению нашего главного коновала, ты, хочешь - не хочешь, можешь - не можешь, должен прибавлять килограмм в месяц.
И уже все тут на моем потоке широкоплечие кони. А я со своей не самой широкой конституцией и высоким метаболизмом немного запаздываю, оставаясь все ещё скорее ахалтекинцем, чем шайром, как положено по уставу. Набираю я исключительно мышцами. А это сильно медленнее. Поэтому, меня дрочат с особенным пристрастием за каждую недоеденную ложку. Как нервную пятилетнюю анорексичку в детском саду.
К выпуску мы должны выглядеть как почетный караул кремля. Метр восемьдесят пять, и девяносто плюс развитой мускулатуры.
По естественному отбору я бы ни за что сюда не прошел. Но отец хорошо заплатил, чтобы меня забрали с потрохами даже тощим задротом, коим я был два года назад. И теперь меня негуманно подгоняют под основной состав. А мне ещё килограмм десять до вожделенных девяноста.
Особенно мне вставляет рукопашка... Все спарринги заведомо с противником другой весовой категории.
Я ною? Да...
И жалею себя тоже!
Сам себя не пожалеешь, никто не пожалеет. Эту истину я усвоил с детства. И я жалею себя всяческими саботажами, которые дают шанс внепланово отдохнуть. Ну привык я жить на релаксе... Строевая и марш-броски - это не мое.
Ем. Ем. Ем! Оно никак не заканчивается.
- Дэн, отдай бутер, ты ж все равно не хочешь.
Булка с маслом и сыром к чаю. Я б отдал, но…
- Не могу, комвзвода палит.
Запрещено у нас пайком делиться.
Неожиданно из под кухонной арки выплывает мелкая Малышкина. В каждой руке по булочке. Предплечьем прижимает к груди стакан с чаем.
- Папа, я туда! - кивает на самый последний по моему ряду стол.
Он пустой.
И не торопясь идёт по ряду, стараясь не разлить чай.
Застываю с поднятой ложкой.
Сдув с лица прядь, прямо как старшая, поднимает взгляд. Мы встречаемся глазами.
Хмуря брови, зависает... Такие же карие пули, как у сестры. Только Полина темно русая. А эта светленькая.
Делает неуверенный шаг вперёд. Ещё один. Я оглядываюсь на нее и она оглядывается, словно и узнала, и нет.
Мы все здесь на одно лицо. Коротко стриженные, выбритые, в одинаковой форме...
А она меня только в одежде в темноте, в полном прикиде видела.
- Дифчуля на Дэнчика запала! - стебут меня пацаны.
- Ага... Дождешься от нее. Та ещё судорога.
- А ты чего - дочку Малышкина знаешь?
- Обеих знаю.
- Серьезно?!
- Мхм...
- А старшая? Красотка?
- Старшая - оружие массового поражения. Но, да, красивая.
- Трахни ее Дэнчик, отомсти за взвод, - ржут они. - Ты же умеешь пикапить!
Бросая ложку, смотрю на погасший экран телефона.
Чего-то, блять, я уже не знаю...
- Курсант Корниенко, почему телефон перед занятиями не сдан?
Да, мля, опять доебался!
- Он выключен, товарищ капитан. Выключенные телефоны старшие курсы не сдают.
- Палец на сенсор.
- Нет.
- Палец на сенсор. Или следующие выходные ты проведешь здесь. Даже если не будет света, воды, тепла и весь взвод откинет копыта от чумы.
Ну вот не козел?! У всех телефоны по карманам...
- Корниенко!
Да - на! Держи подачу!
Прикладываю к сенсору палец. На экране высвечиваемся мы с Полиной.
Воздух словно застывает...
Капитан забирает телефон. Прячет в карман. Переводит на меня остекленевший взгляд.
А хер ли теперь? Теперь надо топить до конца. Иначе пиздец все равно будет, только никаких рычагов с моей стороны мне не обломится.
- Охеревший... - качает он головой. - Встать, курсант!
Выхожу из-за стола. Лениво вытягиваюсь.
В столовой тишина. Ложки перестают греметь по чашкам.
- На чем держится армия, курсант Корниенко?
- "Если предмет движется — отдай ему честь, если не движется — покрась его!" - чеканю я, глядя вперёд.
Тихий ржач замолкает под суровым взглядом капитана.
Мне пиздец.
Давай... Давай... Уводи меня для нагиба. Не при всех же тебя в стойло ставить, капитан?
- Субординации, клоун, - сжимает руку в кулак несколько раз. - Жаль вам "губу" отменили. Хорошая была практика. Ну, ничего... Я много других хороших знаю. За мной, курсант.
Ну вот, сейчас мы проясним статус Кво.
Он заводит меня в кабинет.
И в первое мгновение мне кажется - сейчас с разворота втащит мне прямо кулаком по фейсу.
Но... сдерживается.
- Напомни мне, курсант Корниенко: почему я не могу написать на тебя рапорт на отчисление?
- Потому что, товарищ капитан, мое пребывание здесь хорошо оплачено. Не Вам. И не Вам решать - вылечу ли я.
- Мм.
Да, отчислить меня не могут. Это нужны какие-то инфернальные основания, чтобы наш директор отказался от ежемесячного "пособия" размером с его зарплату, которое переводит ему на счёт отец. Тут невинное фото с дочкой капитана ну никак не прокатит! Здесь только нарушение устава - доказанное, наглое, систематическое и с последствиями. Иначе - замнут.
Но вот наказывать могут - бесконечно и с выдумкой! В этом и идея! Такое вот садо от папочки.
- По нашей с вами ситуации... А чо Вам надо от меня? - нахально падаю я в слегка обшарпанное кресло у окна. - Вам подрочить больше некого? Или я самый сексуальный?!
- Это что за нахуй, а, "сексуальный"? - швыряет мне на колени мой телефон.
- А что это за нахуй, решать только Вам, товарищ капитан.
- Чо?... - уничижительно.
- Возможно, случайная фотка малознакомых людей, а возможно, я Вас завтра буду папой называть, - изображаю сатанинскую улыбочку.
- Бесстрашный ты!.. Не много ли на себя берешь?
- Но Вы же и по Спарте меня недооценили, верно? Но... - щелкаю пальцами. - Она - там!
Зависнув взглядом, капитан догоняет расклад. Тяжело сглатывает.
- Как это "там"? - шокированно.
- Позвоните, узнайте.
- Если ты тронешь мою дочь... - с угрозой.
- Если я трону Вашу дочь, ей понравится, гарантирую! И так как она девочка совершеннолетняя, это будет касаться только ее и меня.
- Ур-р-рою...
- Неуставные отношения... - цокаю я и пафосно ему пропеваю: - "Ох сколько их упало в эту бездну...". Я Вас уволю, короче, при любом намеке на руко- и предмето-прикладство.
Ноздри его подрагивают.
- Знаю... Знаю... Задрочите Вы меня и без рукоприкладства. И по
