— Не одупляешь, чем все могло для тебя закончиться? Нет? Не доходит? — ору, нависая над ней. — Матери пришлось бы в твою честь церковный хор заказывать! Осознаешь это, бестолочь?
Замолкаю. Повисшую между нами тишину нарушает лишь воющий ветер, сбивающий метель в косую линию.
— Все сказал? Едем в Бобрино или нет? — интересуется, открывая дверь.
Поджигаю чертову сигарету только с третьей попытки. Отворачиваюсь. Мне не мешало бы немного остыть. Трясет всего!
Она садится в машину, а я еще пару минут осматриваю тачку по кругу. Как объясняться с мажором — не понятно. Сколько придется отвалить за возмещение ущерба — не представляю.
«Ваш лексус немного пострадал»
Ни хера себе немного! Это полный звездец…
Покатался, мать твою!
Глава 5. Рыжая-бесстыжая
— Сын, ты ли это? — слышу пропитанный изумлением возглас отца, стоит лишь ступить на порог его дома. — Пришел-таки! Ну надо же! Чтоб мне провалиться на этом самом месте!
— Только из-за пацанов, — вставая напротив, отзываюсь равнодушно.
— Ну разумеется, — откладывает вилку и, поправляя на себе влажную простыню, давит кривую ухмылку. — Может, в баньку? Выпьешь с нами?
— Нет. У меня к тебе серьезный разговор.
— Ну раз так… Оставьте нас, мужики, — обращается к присутствующим, сидящим за столом. — Поныряйте пока в снег. Полезно для сосудов.
— Игнатьич… — Кирилюк с опаской посматривает в мою сторону.
— Пошли вон, я сказал! — орет он нетерпеливо. — И шваль с собой заберите, — кивком головы указывает на голых баб, занявших скамейку.
— На выход! — подгоняет их Евсей.
— Привет, Илюша! — пьяно хихикает одна из них, и, проходя мимо, лезет к моему лицу.
— Руки убрала, — скидываю с себя ее ладони.
Меня аж передергивает. Наверное потому что в памяти всплывают некрасивые картинки из моего прошлого. Сколько лет мать терпела всю эту грязь даже не берусь подсчитывать…
Делегация удаляется. Последним за дверь выходит Кирилюк, продолжая при этом сверлить меня недоверчивым взором.
— Твои псы так и ждут от меня подвоха, — ухмыляюсь насмешливо.
— А кто ж тебя знает, Илюх, — отец откидывается на спинку стула и, растянув губы в усмешке, вставляет в рот сигарету. — Вдруг ты завалить меня удумал… Вон как во вкус уже вошел. Берега попутал совсем.
— Какой смысл тебя валить? Ты давно уже жалкая пешка, — пожимаю плечом.
— И тем не менее, ты здесь, — улыбка стремительно покидает его побледневшее вмиг лицо.
— Иссоповы расстреляли дом Кабана из пулемета.
— Ты удивлен? — спрашивает, хохотнув. Уже, судя по всему, в курсе. — Границы перешел, будь готов и к такому раскладу. Поговаривают, что и тебя накануне подстрелили?
— Мне надо решить с ними вопрос. Понимаешь, о чем я? — пристально смотрим друг на друга.
— Понимаю.
— У тебя с начала нулевых на них зуб имеется. Верно?
— На что намекаешь, не юли, — сощуривает один глаз.
— Предлагаю заявиться к Лопыреву. Мне нужны люди.
— А не высоко ль ты замахнулся, дорогой?
— Ты всю жизнь под ними ходишь. Не напрягает? — выдвигаю открыто.
— Надо уметь делиться, Илья. У нас всегда территориальный раздел работал. Пока ты со своими дурнями не начал беспределить! — недовольно взмахнув рукой, продолжает жрать.
— Короче ясно. Зря я к тебе пришел, — решительно разворачиваюсь. Честно говоря, ожидал нечто подобное. Предполагал, что сольется и не захочет ввязываться в эти разборки.
— У меня условие, — прилетает мне вслед.
Оборачиваюсь. Неужто на старости лет отрастил железные яйца?
— И какое?
— Я улажу этот вопрос, а ты взамен… — тянет, почесывая бороду, — свалишь в Москву. Насовсем.
— Очкуете, Андрей Игнатьич? — констатирую самодовольно.
— Ты меня услышал, Илья, — сталью звенит его голос. — Проваливай. Свои порядки вы тут наводить не будете…
*********
Первый час ночи. Мы с мажором тремся около его лексуса, припрятанного неподалеку. Как говорится, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.
— Сашка в машине была? — спрашивает в ужасе.
— Нет.
— Слава Богу! Тут дыра в подголовнике, ты видел? — подсвечивает телефоном то самое место.
— Видел, — достаю сигарету.
— Что за жесть в этой вашей дыре творится? Долбаный Бобруйск! Совсем ополоумели?
Гашу в себе порыв еще раз хорошенько треснуть его по морде.
— Завтра рано утром приедет эвакуатор, я договорился. Тачку отвезут в Москву.
— Мне отчим за такое башню снесет, — закрывает дверь и качает головой.
— Втихаря подшаманим. Знаю отличный автосервис. Парни справятся.
— Ой, что-то я сомневаюсь! — хмурится, разглядывая левое крыло. — Это тебе не отечественный тазик.
— Но и не майбах, — парирую язвительно.
— Ладно, пошли, мне надо срочно выпить этой вашей сивухи, — расстроенно вздыхает, нажимая на кнопку брелока.
«Мой Рома не пьет»
Как же!
До дома Семеновны идем молча. Снимаем верхнюю одежду в коридоре. Тихо проходим на кухню, дабы никого не разбудить. И пока я выкладываю на стол бабос, этот разливает по стаканам пойло.
— Посмотри, хватит ли здесь на ремонт.
— Не нужны мне твои деньги, — садится на скрипучий стул и откупоривает банку с солеными огурцами.
— Не гони. По моей вине твоя бричка пострадала.
— Благо, что только бричка. А если б Сашку укокошили? — хмурится, вперившись в меня осуждающим взглядом.
— Хватит читать мне морали.
Уже итак сто раз пожалел о том, что взял ее с собой.
— Чтобы я тебя рядом со своей Аленой больше не видел! Я запрещаю вам общаться. Ясно?
— Много на себя берешь, Пернатый, — вскидываю бровь и опрокидываю в себя стопарь.
— Беру столько, сколько могу вывезти! — отзеркаливает мой жест и морщится. — Не хочу, чтобы вся эта твоя бандитская канитель хоть как-то ее касалась. И без того проблем хватает. Вообще поверить не могу, что ты собирался тащить ее за собой в этот свой мир криминала. Чекнулся? Мало, по-твоему, ей по жизни досталось? — заводится по новой.
— Дай слово, что заберешь ее и мелкую к себе, — смотрю ему прямо в глаза. Не чувствую ни ревности, ни злости. Только раздражение и необъяснимую тревогу за будущее Лисицыных.
— Я люблю ее. Заберу естественно, — обещает уверенно. — С предками познакомил. Летом, сразу после выпускного, поженимся. Но ты, РЖД, приглашения на свадьбу не жди.
— Не очень-то и хотелось, — цежу сквозь зубы.
Привет уязвленному самолюбию. Проснулось.
— С какой целью в тебя стреляли? Убить? — дает волю своему любопытству.
— Не твоего ума дело, сахарный.
— Я думал, что подобные разборки — пережиток лихих девяностых, — рассуждает он вслух.
— Продолжай так думать.
Какой смысл что-то ему пояснять? Ни хрена не поймет ведь. Между нами пропасть размером с Евразию. В разных условиях выросли. В параллельных вселенных существуем.
Замечаю движение. Это Рыжая бесшумно сюда крадется. Замирает, когда видит нас. Потом берет с полки стакан, подходит к столу и наливает себе тоже.
Не одобряю, но никак ее действия не комментирую. Может и прав Череп. Стресс у нее после случившегося.
Переглядываются с Пернатым. Пьют.
Задумчиво покручивает пальцами стакан и заправляет за ухо непокорную прядь волос. Хоть бы что сказала. Не по душе мне ее настроение.
Беркутов встает и, напоследок окинув девчонку обеспокоенным взглядом, уходит. Деньги не берет, однако сделать это ему придется. Тут вообще без вариантов. Должником оставаться я не намерен.
Сашка тоже поднимается со стула. Идет к раковине, намывает стаканы. Свой и его. Пытается заполнить нервирующую тишину. Она ощутимо гнетет нас обоих, и я решаю, что надо поговорить с ней. По-нормальному. Без ора и оскорблений. В конце концов моя и только моя безответственность — причина того, что девчонка встряла в неприятности. Не посадил бы с собой в машину развлечения ради, не оказалась бы в самом эпицентре этого пиздеца.
