– Шахматы успокаивают, ты сама говорила. И ему после срыва надо сыграть.
– О, милый, я не думаю…
– Я сыграю, - Саид пересекает кухню, усаживаясь напротив. – Я черными. Как в прошлый раз, пташка? На желания?
– Нет, - пищу, утаскивая Адама себе на колени. Разворачиваю доску, чтобы мы играли белыми. Черный цвет мальчик не сильно любит. – Просто так. Да, Адам?
– Да.
Адам закусывает губу, серьезно рассматривая шахматную дошку. Примиряется к каждой фигуре, а я не помогаю. Я же вовсю рассматриваю Саида, не понимая, что у него в голове происходит.
Пытаюсь сигнализировать, чтобы мужчина не усердствовал. Он хорошо играет, я помню. Но это ведь ребенок, нельзя его обыгрывать. Не так жестоко, как может Саид.
Я знаю, что многое делаю неправильно. Детский психолог, с которым я консультируюсь, часто ругает меня. Нельзя так с Адамом, нельзя и половины того, что делаю я.
Скоро снова новый переезд, должен был быть. А я…
– Милый, нужно озвучивать, - говорю, когда Адам двигает пешку. – Помнишь?
– Ага. Но если игрок не следит, то это его проблемы. Разве нет?
– Правила есть правила.
– Дурацкие правила.
Адам фыркает, но следует им. Судя по взгляду Саида, ему есть много, что сказать. И по поводу правил, и их выполнения. Но мужчина молчит, мрачнеет с каждой минутой.
Не представляю, о чём он думает.
Это мужчина непредсказуемый, взрывной. Сейчас спокойно играет в шахматы, а через минуту… Я понимаю, что мне нужно увести Адама как можно скорее.
Но если снова истерика? Если…
Но Саид не поторапливает, ни одним жестом не дает понять, что что-то не так. Медленно играет и даже поддается, это видно легко. Но Адам радуется, и я улыбаюсь шире.
Позволяю себе на несколько секунд погрузиться в кокон спокойствия и радости. Все хорошо, Адам в безопасности, спокойный. Господи, я так переживала, когда узнала о срыве.
– Конь на… Он заснул? – Саид сводит брови на переносице, понижая тон. – Только же смеялся.
– Он устал, - удобнее перехватываю Адама, который тихо сопит. Поднимаюсь, направляясь к своей спальне. Нужно уложить его, а после думать, что делать дальше. Сама виновата, что оказалась в такой ситуации. – Я сейчас вернусь.
– Хера с два, - Саид двигается за мной, не отставая. – Ты не останешься одна, пташка. Хватит летать, теперь при мне. Это ясно?
– Я просто уложу ребенка, Саид.
Но мужчина нависает скалой, запуская дрожь по телом. Все мышцы напряжены, я словно жду нападения хищника. Взбиваю подушку для Адама, ищу теплое одеяло. Оставляю рядом осьминога, которого мальчишка тут же прижимает.
Хорошая игрушка, которая меняет цвет, если её вывернуть наизнанку. Должна помогать при нервах, но Адам отказывается её забирать. Словно чувствует, что так я обязательно вернусь.
– А теперь… - Саид дергает меня к себе, сжимая ладонями ягодицами. – Ты мне расскажешь от кого родила. Назовешь имя, Ника, и в жизни его больше не увидишь. Ты меня поняла?
– Но…
– Ты теперь моя, пташка. И с ебарями видеться не будешь.
– Я ведь сказала уже, - шиплю, прикрывая дверь в спальню. Держусь за ручку, не позволю меня увезти. Не сейчас, когда Адам так уязвим. – Не было никого.
– А ребенок с воздуха? На меня не повесишь…
– А Назара ты исключаешь? – горечь выплескивается лишними словами, меня лихорадит. – Если ты привык, что все вокруг шлюхи, то мне тебя жаль.
– Не нарывайся, пташка.
Качаю головой, потому что мне нечего сказать Саиду. Я даже не знаю, как сейчас себя вести, что говорить. Я знала, что мужчина найдет меня. Вещная игра в догонялки.
Но оказалась совершенно неготовой, что это действительно произойдет. Ещё бы немного, пару недель… Я бы уехала, сменила город, всё было бы хорошо, идеально.
Только пары недель мне никто не дал.
– Предположим, - слышу недоверчивый смешок за спиной. Кожу жжет, словно физически чувствую взгляд Саида. – У пацана какие-то проблемы? Он как… пришибленный.
– Он особенный, Саид! Просто особенный.
– Я понял. Взгляд странный.
– У Адама задержка в развитии, незначительная. Если этим заниматься, то всё будет хорошо. Просто я не могу быть всё рядом с ним, следить. А…
– Ну естественно.
Я вскрикиваю, когда мужчина разворачивает к себе лицом. Проходит секунда, а он подхватывает меня на руки. Усаживает на стол, сдвигая шахматную доску в сторону.
Его ладони прижимают бедра, продавливают всё внутри. Ни слова сопротивления, только взгляд на серьезное лицо мужчины. Сглатываю, ожидая, что он сделает дальше.
Глупо ожидать, что Саида будет волновать ребенок за стеной или мое желание. Он получит всё, что захочет. И другие люди для него не важнее пешек, которыми можно пожертвовать.
– Господин Саид, - прошу, накрывая его ладони. Меня простреливает электрическим током от этого касания. Вены словно сгорают за секунду, всё тело сковывает ожиданием. – Пожалуйста, я не могу сейчас оставить Адама. Ему нужно внимание.
– А чем же ты раньше занималась, а? Тебя возле ребенка не видели всё время. Хреновая мать, пташка?
– Я не… Господи. Давай проясним этот момент, пожалуйста. Пока ты не навредил ребенку просто так, из-за злости на меня.
– Дети не в моем поле интересов. Но если ты надеешься, что я стану терпеть ребёнка от твоего бывшего мужа рядом… Ты ошибаешься, пташка. Отправишь к своему бывшему, пусть занимается.
– Адам не имеет никакого отношения к Назару! И ко мне тоже.
– В плане?
– Это не мой ребенок. Адам не мой сын.
Сука.
Умеет же Ника выбивать мысли из головы. Одной фразой, а стягивает злость внутри. Заставляет успокоиться и вдохнуть глубже. Осмыслить сказанное, не натворить дел.
Хотелось разорвать.
Сжать в руках хрупкую шею, вытрясти все имена.
Она легла под другого. Была с ним. Родила ему ребенка.
Жгучая ревность похожа на кислоту. Разжигает всё внутри, смешивается с кровью. Каждую клетку разъедает. Разобраться. Отомстить. Наказать. Эта девчонка пробралась так глубоко в мозги, что не отпустить.
Скручивает желанием, перед глазами темнеет. Я собирался по-другому всё обставить. Притащить в номер и нагнуть. Хорошенько выдрать, утоляя семилетнюю жажду. После вытрахать из Ники всю правду. Ещё и ещё, несколько дней.
Нельзя голодного мужика дразнить. А она дразнила, одним видом. Взглядом перепуганным, как часто дышала. И спорила, блядь, пыталась спорить со мной.
