виделись. Так и не выяснив ничего конкретного, мы вышли на улицу. На мне был джинсовый сарафан, а на Максиме джинсовая рубашка, нас это развеселило, и мы стали танцевать вальс неуклюжих медведей. А потом, как ни в чем не бывало, пошли по тротуару дальше. Максим предложил мне сходить на их репетицию, я знала, что ему приятно будет наше одобрение, поэтому сразу согласилась. Он положил мне одну руку на плечи и зашагал, медленно, но все же в ногу со мной. Я попыталась убрать его руку.
– Наши фото и так уже напечатали.
– Ты о чем? – он остановился прямо передо мной.
– Наш поход в бар в день открытия, где мы с тобой идем под ручку, сразу за парочкой Полина-Толя.
– И с каких это пор тебя беспокоит, что очередная желтуха печатает про нас? Они писали до того, как мы встречались, во время, так что нечего удивляться новым заголовкам вроде: «Они снова вместе».
Максим пожал плечами и спокойно пошел вперед.
– Да меня это не тревожит, а вот что подумает Ксюша, которая тебя ждет в Москве?
– Я же сказал, что это несерьезно, – он посмотрел на меня искоса.
– Нельзя же так, снова воспринимать любовь к себе как должное, – я почти кричала.
– Благодаря тебе я так больше не думаю, – он смотрел мне прямо в глаза, я видела в них боль.
– Я в этом не виновата. Или, по-твоему, я должна умолять тебя о прощении?
– Ты должна не лезть в мою жизнь, не изображать, что тебя волнуют чувства моей новой девушки, это смотрится смешно!
– Прости, но мне действительно хочется, чтобы ты был счастлив, – теперь остановилась я, преграждая ему дорогу.
– Ты знаешь, что для этого мне не нужны другие, – он взял мое лицо в свои руки.
И тут я расплакалась. Слез было немного, но и от них мне стало стыдно, Максиму только этого сейчас не хватало. Это было отчаянье – я желала ему счастья, а счастьем была я сама.
– Ты знаешь, – он притянул меня к себе, я закрыла лицо руками и устремилась в его теплые руки.
– Теперь точно напишут, – я прошептала ему на ухо.
– Определенно, – он смеялся и мне стало легче.
Я решила не идти с ним на репетицию, но он сказал, что ему нужно услышать мое мнение.
– Как будто я в этом что-то понимаю.
– Так, соберись, это касается работы, личное оставьте при себе, – процитировал он Полину в первые месяцы нашего расставания.
– Я не пишу Коту стихи, – усмехнулась я, хотя мне показалось это вполне интересной идеей.
– А вдруг, – он уже открывал передо мной дверь в студию.
Мы вошли в темный холл, где я сразу же ухватилась за руку Максима.
– Трусиха, – он стукнул меня по носу.
Глаза после яркого солнца привыкали к освещению, я могла видеть черты его лица, предметы вокруг были размыты.
– Я, может, за руку тебя хотела подержать, – улыбнулась я Максиму.
– Оу, откровенность за откровенность: я просто не могу привыкнуть играть, когда тебя нет рядом.
Максим улыбнулся. Мы стояли достаточно близко, он положил мне руки на бедра, но это не означало того, что было на улице, сейчас мы смеялись, такой была наша обычная манера общения.
– День добрый, – сзади Максима возникла фигура Кота.
– Привет, – Максим, не отступая от меня, протянул ему руку.
– Привет, – мой голос прозвучал как-то глухо.
– Привет и пока, – произнес Кот, не глядя на меня.
– Уходишь? А как же наша репетиция?
– Подъеду попозже, вы пока с ребятами все отработаете.
И он ушел. Во время репетиции я сидела на диване и прокручивала случившееся с Максимом. Наверняка Кот видел, как мы с ним обнимались. Да и кого еще приводят с собой музыканты на репетиции – только подружек. И еще я поняла, почему так отчаянно переживала за наши с Максимом совместные походы на улице. Причиной была не моя забота о Ксюше. Все дело в том, что я ни на секунду не подумала о папарацци, гуляя с Котом. А нас могли видеть. Если быть точнее, нас наверняка заметили, когда Полина позировала из джипа. Может, не сразу, но журналисты не могут не узнать популярнейшего артиста, стоящего у дороги. И притом не одного. Я понимала, что это плохо, но ничего не могла с собой поделать – с Максимом не хотелось значится парочкой, пускай даже в глянцевом журнале, а вот если меня могут приписать к числу интрижек Кота. Как это ужасно звучит. Я содрогалась от одной только мысли об этом. Но мое самолюбие не отказалось бы от такой роли. И, кажется, я стала влюбляться в живого человека, а не в его образ с телеэкрана.
Максим отлично сыгрался с новой группой. Парни заявили, что раз я не занята, то могла бы дать им свой номер телефона, я отшучивалась, но, в конце концов, пообещала добавить их к себе в друзья на страничке в соц.сети.
После обеда я отправилась к себе в номер. Вечером Максим предложил сходить на пляж.
– Только представь: никаких журналистов, все в это время караулят концертный зал, только я, ты, закат в море. И, да, штук семь суровых музыкантов.
– Романтично, пожалуй, приготовлю что-нибудь вкусненькое по такому поводу, – я посмотрела на Максима, а потом мы враз с ним сказали: «Пиццу!».
Я вообще-то не умела стряпать разные вкусности, как моя мама, но вот пицца – это святое. Все парни в нашей группе ее обожали, у каждого был свой традиционный рецепт. Поэтому, попав в команду, я волей-неволей вынуждена была освоить книгу рецептов. Моя пицца – с оливками и тремя видами сыра. К семи часам блюдо было готово, оставалось лишь привести себя в порядок. Я знала, что это будут обычные посиделки с парнями: с шутками, песнями под гитару Лео, жаль, что Полина и Анатоль не смогут прийти. А еще будут музыканты Кота. Возможно, и он сам придет. Это меня выбивало из колеи, я ведь люблю посмеяться и поболтать, а при нем меня охватывает ступор. Я боюсь сказать что-то не то, выглядеть глупо, хотя меня раньше не пугали выходки вроде танцев на вокзале. Помню, в том году ребята провожали меня домой на новогодние каникулы, Лео, как всегда, пришел с гитарой и стал что-то наигрывать, а мы с Полиной пустились в пляс. Люди вокруг крутили пальцем у виска, но нам было все равно. Кстати, Кота я себе тоже представляла немного сумасшедшим, безбашенным, вроде капитана Джека Воробья, однако в жизни он оказался вполне себе
