просыпайся. У нас всего тридцать или сорок минут. К отцу едет гость и ты должна быть готова.
– Ну не ко мне же…
– Самар, – строго сказала и я сразу открыла глаза проснувшись окончательно.
– Что? Я думала мне снится сон. В чем дело? – села на постели и подтянула одеяло.
– Собирайся. Одень красивое платье из тех, что мы купили недавно. Волосы прибери. Макияж не наноси.
– Да что случилось?
– К нам едет гость, важный для отца. Тот, к кому мы ездили на ужин. Эта встреча важна. Прошу поторопись.
В горле встал ком размером в Венеру.
– Зачем он едет?
Мама посмотрела на меня копошась в шкафу и вытаскивая тот самый наряд.
– К отцу, я же сказала и будет обед.
– Ладно.
Оставила дурные мысли и начала носясь по комнате собираться.
Стоило закончить мама вошла и оценив меня позвала вниз.
Глава 4
В этом новом доме я пока что не чувствовала себя как в прежнем. Когда знаешь каждую комнату наизусть, есть свои тайные места и вообще вырос в стенах, сохранивших воспоминания твоего детства. И хотя я пыталась привыкнуть к новому месту жительства, сейчас я отчего-то ощущала себя вообще странником, посторонней, когда знала, что здесь где-то тот странный мужчина. Который, несомненно, пугал не только собой, но и полагаю имеющейся в его руках властью. Мы бежали от угрозы, теперь же я чувствовала ее еще больше, чем раньше.
Но я не понимала почему. На том ужине я видела, как минимум шестерых мужчин, некоторые вообще выглядели так, словно сейчас вынут пистолет и всех расстреляют или еще хуже. Но именно тот Давид пугал. А еще нервировал своим взглядом, будто все вокруг грязь под его ногами.
Когда мы с мамой спустились отец и наш гость с охраной позади входили в гостиную из кабинета.
Они остановились в ожидании нас и все то время пока я шла, следуя за мамой, он прожигал и подавлял. А я задавалась вопросом: «Почему он себе это позволяет?»
– Добрый день, – сразу отозвалась мама и в ответ получила обычный кивок.
– Здравствуйте.
На папу старалась не смотреть иначе заикаться начну. Поэтому мой взгляд был либо на полу тщательно изучающий плитку, либо на стене напротив.
За столом обеденным я чувствовала себя мышью, которой вкололи что-то и вот-вот, подействует. От того наблюдатели следили за каждым движением, точнее наблюдатель был один. Но в этот раз я не реагировала и всячески избегала перекрестных взглядов. Мне хватило последнего случая.
В какой-то момент обеда отцу позвонили и он, извинившись ушел из-за стола. Дальше мама побежала на кухню за десертом, а мы остались вдвоем.
Фасоль, которую я так тщательно пережевывала, вдруг стала резиновой, как мое тело.
– Не смотрите на меня так, – не выдержала и все же сказала. Стало невозможно, но все же добавила: – Пожалуйста.
– Ты чего-то боишься, девочка?
– Нет, это неприятно.
– Неприятно, – усмехнулся тот. – Думаю ты даже не знаешь смысл этого слова.
Хотела ответить, но в комнату вошла мама с большим подносом на руках.
– А вот и пирог, который готовила Самар, – зачем-то солгала она. – Помоги мне дочка.
Беспрекословно встала и начала ставить тарелки, что подавала мама. Мне кажется, что он понял весь подвох, потому что, отправляя кусок десерта в свой рот смотрел на меня.
– Не люблю малину, – оставил свой вердикт и демонстративно отодвинул тарелку.
Тишина звенела, а мы с мамой выпучили глаза.
После этого он осушил бокал и встав поблагодарил за обед. Отец как раз вошел и они, снова негромко говоря вернулись в кабинет.
– Что за дурак, – не удержалась я, вскакивая и собирая тарелки.
– Тише, дочка, – шикнула мама.
– Ты слышала? Как он… – меня переполняла злость.
– Вспомни, кто нас окружает.
– Я помню, но это не мешает мне презирать этот мир и его людей.
– Доверься отцу.
– Довериться, до нового срыва?
– Ступай, прогуляйся, я сама приберусь.
Поставила посуду и вышла. Позади дома был огромный участок с разными насаждениями и многочисленными дорожками для прогулок. Несколько беседок, а также небольшое патио с барбекю и кирпичным мангалом.
Здесь, пожалуй, я бывала чаще всего.
Прошлась по знакомым дорожкам и вернулась обратно, присев в подвесное кресло из ротанга. Не было никакого желания возвращаться в дом. Отец выскажет за какие-нибудь провинности, мама, снова опустив голову будет слушать… Не хочу.
– Лучше тебе держать язык за зубами, – внезапно раздался мужской голос и я, раскачавшись, потому что сильно дернулась, повалилась назад вместе со всей конструкцией.
Правда до уличной плитки не долетела, так как мужчины просто наступил на кольцо внизу, на котором и стояло кресло, и я вернулась в прежнюю стойку.
Я хотела было возмутиться, сказать, что он ненормальный, но вспомнила его слова и прикусила буквально язык, правда вида не подала.
Боль помогла держать лицо. Поэтому я просто молчала и смотрела на него снизу вверх, потому что мужчина оставался на месте и между нами было не больше двадцати сантиметров.
Я нырнула обратно в кокон увеличивая расстояние, но он наклонился и цокнул.
– Трусливая точно мышь, а болтаешь слишком много.
Открыла рот, но он приложил свой указательный палец к своим губам с тихим «ш-ш-ш», и я решила не встревать. Ему ничего не стоит пусть пулю мне в голову или отрезать болтливый язык.
– Умница.
Выпрямился и вынув телефон ответил на звонок удаляясь.
– Да Оксана… К восьми… Черное, у меня сегодня плохое настроение.
С этими словами он удалился с поля зрения, а ко мне вернулся кислород. Правда ненадолго. Мама вышла ко мне и позвала торопливо в дом на серьезный разговор.
– Черт, – поплелась за ней, предчувствуя беду.
Отец сидел в своем любимом кресле, который я успела прозвать троном.
Оно выделялось из всей мебели гостиной. Высокое, кожаное, с деревянными довольно широкими подлокотниками.
Я встала как провинившаяся, заранее опустив голову.
– Через две недели твоя свадьба, – без предисловий ошарашил он и я пошатнулась.
– Как? С кем? – повернула голову к маме ища там поддержки и такого же шока, но она удивлена не была. – Мы тут всего ничего и сразу…
– Две недели. Алия, подготовь дочь. Скажи спасибо, что Мартынов согласился на брак после той выходки в его доме.
– Мар… Этот… Тот самый кто…
– Он самый. Давид Мартынов твой будущий муж.
– А… – и на этом словарный запас иссяк.
– Ты меня услышала?
– Да, отец, – сухо ответила и когда он сказал уйти с его глаз, я быстрей пули умчала в свою комнату.
«Две недели», в уме не укладывалось.
– Две…
– Самар, – вошла
