карамели, тяжелой, потрясающей грудью в форме капель и самой привлекательной ямочкой на правой щеке? Она, без сомнения, самое потрясающее создание, которое я когда-либо видел. Я мог бы с радостью прижать ее к стволу этого дерева, и…
— Эй!
Я прихожу в себя, ударяясь коленом о сиденье передо мной, шипя от боли, которая пронзает всю мою ногу.
Ай.
— Эй, проснись! Черт, чувак, ты в порядке? Выглядело так, будто тебе было больно.
Где я, черт возьми?
Что, черт возьми, это за стремительный, сосущий, ревущий звук?
На секунду я начинаю беспокоиться, что мои уши не работают должным образом. Но затем все встает на свои места: телефонный звонок из больницы в Нью-Йорке. Врач, которая проговорилась, что у моей матери рак. Девять часов ожидания на жесткой пластиковой скамейке, в попытке попасть на рейс. Дерьмовая еда в аэропорту. Посадка в самолет. Запах дыма, все еще пропитывающий мою одежду. «Контесса». Христос. «Контесса». Я не трус, но мне страшно рассказать Рэну Джейкоби, что я потопил его лодку из-за своего члена.
Если бы я не сказал той француженке, что мне двадцать один, только для того чтобы раздеть ее, она бы не подожгла эту чертову штуку. В нынешнем виде мой некролог будет коротким: «ПАКС ДЭВИС, 18 лет, бывшая модель и вообще мудак, скончался от полученных травм почти мгновенно. Если бы только он не трахнул ту чокнутую французскую сучку».
— Чувак, я думал, у тебя сердечный приступ.
Слева от меня парень, с которым я делю тридцать шестой ряд, вытаращил глаза и приоткрыл рот. На шее у него висят наушники Bose, из динамиков льется агрессивная рэп-музыка.
— Ты стонал. — Он смеется. — Я думал, что та горячая стюардесса обделается.
Я тру глаза.
— Мне снятся кошмары в самолетах.
Парень надувает щеки.
— Кошмар? Звучало так, будто ты был в трех секундах от того, чтобы кончить.
Только собираюсь снова это отрицать, но двигаю бедрами на своем сиденье и понимаю, что мой член тверже гранита; я так сильно раскачал стояк, что, наверное, мою эрекцию видно из космоса. На самом деле я, должно быть, собирался кончить, и это было просто… потрясающе. Вау. Просто охуенно круто. Я натянуто улыбаюсь, выпрямляясь. Не могу скрыть свой огромный стояк, не прикасаясь к себе, и не хочу привлекать к нему внимание, поэтому просто оставляю его там, вызывающе очевидным и впечатляюще торчащим.
Так далеко в самолете — в самом последнем чертовом ряду — кресла не откидываются. Я то приходил в сознание, то терял его в течение нескольких часов, несчастный и страдающий от боли, проклиная тот факт, что застрял не только в экономе, но и в самом неудобном кресле в истории авиаперелетов. Мое тело болит, и теперь еще член достаточно тверд, чтобы ему тоже было больно.
— Давай. Колись. С кем тебе было так страстно и бурно во сне? — спрашивает парень рядом со мной.
Он представился, когда я сел рядом с ним во время посадки. Назвал мне свое имя, но я сразу же его забыл. С тех пор, как мы поднялись на борт, у него на лице была эта застывшая улыбка, что мне захотелось дать ему в челюсть; никто не имеет права быть таким счастливым без всякой чертовой причины.
— Я же сказал. Это был кошмар. Там не было ничего страстного и бурного.
Парень разочарован, это ясно, ну что с того, черт возьми? Я не знаю этого клоуна. Он не заслуживает от меня личной информации. И я не помню, кого собирался трахнуть во сне. Это, конечно, была не чокнутая Маргарита.
Парень поворачивается, снова выпрямляясь на своем месте.
— Мы всего в часе полета до Нью-Йорка. Ты пропустил завтрак. Стюарды сказали, что принесут одно из блюд и оставят его для тебя, но думаю, они забыли.
— Поем, когда приземлимся.
— Уверен, что они принесут тебе что-нибудь, если ты…
Вставляю свои AirPods в уши, закрываясь от него. Он замолкает, когда видит, что я сделал. Его улыбка, наконец, исчезает; похоже, я задел его чувства. По крайней мере, чувак оставляет меня в покое до конца полета.
В тот момент когда шасси самолета касаются земли и гаснет индикатор пристегивания ремней безопасности, я вскакиваю со своего места, хватаю свою сумку из верхнего хранилища и пробираюсь по проходу, прежде чем проход забьется другими пассажирами. К счастью, мне удается аккуратно поправить свой член — да, я все еще щеголяю стояком, который никуда не делся, — чтобы он был менее заметен, когда выхожу из самолета. Стюардесса с заплетенными в косу светлыми волосами, стоящая у выхода из самолета, бледнеет, когда видит, что я иду к ней.
— Хорошего дня, — бормочет она.
Я проскакиваю мимо нее, не говоря ни слова.
— Это он рычал, — слышу я позади себя. — Сказал, что собирается задушить кого-нибудь своим… кхм…
Членом.
Почти уверен, что это был мой член, но мог и ошибаться. Детали сна уже распались на туман расплывчатых цветов и форм…
Ах, черт. Здесь чертовски жарко. Даже в кондиционированном коридоре, ведущем от самолета в главное здание аэропорта Кеннеди, жара и влажность бьют мне в лицо. Воздух приторный — коктейль запахов, которые создают настолько неприятный и уникальный для этого аэропорта запах, что я сразу понимаю, что я дома.
Четыре дня. Именно столько времени я пробыл на Корсике.
Четыре.
Чертовых.
Дня.
Вот тебе и перерыв в середине семестра.
Конечно, я мог бы остаться. Ничто меня не останавливало. За плечами у меня три года работы моделью, у меня куча денег, и я не мог их потратить, черт возьми, запертый в горах в частной школе-интернате в центре Нью-Гэмпшира. Я мог бы остановиться в самом дорогом отеле на острове и прекрасно провести время, но поездка была испорчена для меня, как только «Контесса» исчезла под поверхностью Средиземного моря. Когда лодка накренилась в воде, ее мачта повредила суперяхту на следующим причале, и когда появился владелец суперяхты и начал ругаться по-итальянски, я воспринял это как сигнал убираться к чертовой матери. Мое возвращение в Штаты не имеет ничего общего с раком у моей матери.
На автопилоте я прохожу таможню и направляюсь к месту выдачи багажа. Вся моя одежда пропала вместе с «Контессой», но я купил в аэропорту какое-то количество вещей, чтобы заменить то, что потерял. Я действовал на автопилоте. Не думал. Мне не следовало беспокоиться, но я беспокоился. Теперь часть меня просто хочет уйти от огромного чемодана, полного дизайнерских вещей, но я просто не могу заставить себя сделать это.
