– Ба, как я соскучилась! Родненькая моя, как я давно тебя не видела!
– Юлька, ты чего? Отпусти, у меня руки в муке! – смеясь, бабушка шутливо хлопнула меня полотенцем по плечу. – Ты чего шебутная такая сегодня? Пусти же! Сейчас вся в муке извозякаешься.
Впервые за день я была совершенно счастлива.
Глава 10
От бабушки я вышла с двумя, нагруженными доверху картошкой, луком, пирогами и ватрушками, сумками. На улице уже стемнело и тусклый, жёлтый свет фонарей, неровными пятнами освещал дорожку, по которой я тысячу раз бегала ещё ребёнком.
Тонкие ручки сумок из цветной болоньевой ткани, больно врезались в ладони, и я с благодарностью вспоминала современные шоперы с их длинными ручками, которые можно было повесить на плечо.
Вспомнила, как вот так-же таскала нагруженные продуктами, эти же самые сумки, от мамы и бабушки, а рядом плёлся и хныкал маленький Серёжка, просясь на ручки.
" Гуманитарная помощь", как, смеясь, называла бабушка эти неподъёмные баулы. Сложные были времена, тяжёлые. И для нас с сыном девяностые стали бы наверняка голодными, если не постоянная помощь родных. Паша исчез из нашей жизни, не прощаясь и навсегда. Первые два года мне ещё приходили небольшие денежные переводы от его матери. Потом не стало и их. Я с трудом справлялась сама. Толковой работы не было, и даже на тех, что были, месяцами задерживали зарплату. Все выживали как могли.
Я так увлеклась воспоминаниями, что не сразу увидела быстро идущего ко мне навстречу Пашку. Только когда до него остался десяток шагов, заметила высокий силуэт и от неожиданности остановилась.
– Привет! – за пару секунд Паша преодолел разделявшее нас расстояние и подхватил из моих рук сумки.
– Тяжёлые. – машинально сказала я и потянула их на себя обратно.
– Поэтому дай мне. – снисходительно, как глупому ребёнку, объяснил мне с улыбкой Паша.
Точно так же всегда говорил мне сын, когда я пыталась отобрать у него тяжести. И голос, и интонации у них были совершенно одинаковые, настолько похожие, что я невольно заглянула Пашке в лицо, убедиться, что это именно он, а не наш сын. Пашка, в ответ на мой взгляд, только вопросительно приподнял бровь.
– Я приехал к вам, а тётя Мила сказала, что ты ушла к бабушке. Я сюда побежал. Я соскучился. – потянулся он ко мне, пытаясь поцеловать на ходу. Я неловко отстранилась и усмехнулась.
– Упадёшь сейчас. Смотри под ноги.
– Скучала по мне?
– Угу. – негромко буркнула в ответ.
Вот ведь нахал самонадеянный! Мне и без него в эти дни было о чём думать и переживать.
– Родители приедут на свадьбу. Спрашивали, что нам подарить.
Я только плечами пожала. Знала, что не приедут. Они были против того, чтобы Пашка женился на мне. Вот уж, наверное, обрадовались когда мы всё же развелись, и он вернулся к ним.
Шли молча, и я время от времени тайком смотрела на Пашку. Он бодро шагал и о чем-то думал, кривя красивые губы в довольной ухмылке. Время от времени поглядывал на меня с нежностью и любопытством.
И это всё было так странно. Он и я. Снова молодые и красивые. Беспечные. Ну Пашка, по крайней мере, точно. Идём рядом, как раньше. Задеваем, иногда, друг друга рукавами. Двухметровый, широкоплечий Пашка и я, едва достающая ему до подбородка.
В его руках я всегда чувствовала себя маленькой и тоненькой тростинкой. Несмотря на разницу в габаритах, мы совпадали с ним как две половинки кулончика-сердечка. Каждой выемкой, каждым выступом. Стоило прижаться друг к другу, и мы становились одним целым, бьющимся в унисон, сердцем.
Мысль, что весь день копошилась в моей голове, но не желала оформляться во что-то внятное, вдруг стала обретать чёткие очертания и, в конце концов, вспыхнула в моём сознании ярким огоньком – вот она я, молодая и вот всё ещё влюблённый в меня Пашка, и значит, Серёжка тоже может родиться!
Эта мысль сначала тревожно задрожала где-то в глубине, загудела внутри меня, закипела, пузырясь, и, наконец, вырвалась наружу обжигающим гейзером.
Сын ещё не родился, но МОЖЕТ!
Глава 11
Это место уже давно перестало вызывать во мне неприятные и грустные воспоминания. Первые годы после расставания я не могла спокойно проезжать мимо этой остановки, перед глазами сразу вставала картинка – Пашка, целующий девку.
Это была чистая случайность. Мы никак не могли столкнуться. Я должна была быть дома с сыном, а Пашка на тренировке. Но какие-то высшие силы, судьба, или кто там ещё, привели нас в одно время в одно место. Именно с этой секунды наш счастливый мирок, полный любви и доверия треснул и неудержимо рассыпался на осколки.
– Остановка – бассейн "Спартак" – гундосо прозвучало объявление в динамике. Я оторвалась от любования покупками, лежащими в пакете, подняла взгляд и увидела Пашку, стоящего на остановке в стайке парней. Они что-то бурно обсуждали и смеялись, толкая друг друга плечами.
Я уже радостно подняла руку, чтобы постучать ладонью по трамвайному окну, привлекая его внимание, но не успела. В компанию парней вихрем ворвалась девица и с разбегу запрыгнула на Пашу. Ребята отступили на шаг, смеясь и что-то говоря, а Пашка подхватил девицу по задницу, чуть подбросил повыше, удобнее устраивая на себе. Я её знала – Лариска Петренко, или Лорка, как её звали в нашей общей компании. Она обхватила моего мужа ногами, скрестив их у Пашки за спиной, и, держась за его плечи, поцеловала. Буквально взасос.
Друзья так не целуются. Да и не запрыгивают на чужих мужчин.
Трамвай, лязгнув железными дверями, тронулся, удаляясь от остановки и стоящих на ней людей, а я, выворачивая шею, всё смотрела и смотрела на то, как мой муж целуется с другой. Раздавленная и оглушённая случайно увиденной сценой.
Понадобилось несколько лет, чтобы картинка стёрлась из моей памяти. Чтобы я смогла спокойно проезжать мимо этой остановки и даже не замечать её, занятая своими мыслями. А первые годы я просто старалась смотреть на противоположную сторону дороги, лишь бы не видеть кованый забор и здание бассейна за ним.
Сейчас, выйдя из трамвая, я оглянулась и поймала себя на мысли, что ищу глазами ту самую картинку – парней, возвращающихся с тренировки и бегущую к Паше Лариску. Трамвай, как и тогда, лязгнул закрывающимися дверцами у меня за спиной и застучал колёсами по рельсам. Я тряхнула головой, сгоняя морок и решительно зашагала к бассейну. Ночью у меня родился план, и я была намерена его исполнить.
После того, как вчера Пашка ушёл от нас, с нагруженной моей мамой сумкой с пирогами и картошкой, я полночи ворочалась в постели, путаясь ногами в тяжёлом одеяле, и не могла уснуть. Я была возбуждена. Во всех смыслах.
Мы целовались. Пока мама готовила на кухне ужин и заодно собирала бедному, одинокому студенту сумку с продуктами, мы тискались в моей комнате.
Паша, как он всегда умел, с совершенно серьёзным лицом поговорил с мамой о предстоящей свадьбе, а потом утащил меня в комнату, закрыл дверь и накинулся с поцелуями. Отпихнуть его, не наделав лишнего шума, было невозможно, и я сдалась, решив "а почему бы и нет?".
Я совершенно не чувствовала отторжения, которое возникает, когда ко мне, даже случайно, прикасается чужой человек. А Паша прижимал меня жарко, нетерпеливо, и я чувствовала себя дома. Так тепло и безопасно, что хотелось сдаться. И тепло это разливалось по венам, наполняло каждую клеточку, расслабляло, размывало стену моего отчуждения.
Я с любопытством прислушивалась к себе, своим эмоциям, ощущениям. И присматривалась к парню, с упоением целующему и обнимающему меня.
Это были вроде и мы и не мы одновременно. Может быть, потому, что я была уже совсем другим человеком. Не восемнадцатилетняя восторженная и влюблённая девочка, а женщина, прожившая целую жизнь. И Пашку я уже почти забыла, давно простила и отпустила. И сейчас он снова был словно незнакомец, кто-то другой. Не тот, кого я помнила. Мой Пашка должен быть взрослым, постаревшим мужчиной, а здесь сейчас рядом был парень.
