в ушах слышится бурное биение сердца.
Хватаюсь за раковину, так как ослабевшие ноги не держат.
— Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, — шепчу, крепко зажмурившись. — Пусть это всё будет неправдой. Пусть это окажется самым жутким сном в моей жизни.
Оглушающей волной приходит осознание, что кошмар не закончился. Я выжила. А значит, всё продолжится. Ему нужно имя, которое я не назову, ведь понятия не имею, кто убил моего пациента. Я вообще ничего не знаю. И знать не хочу.
Лучше бы у меня действительно была амнезия.
Неожиданно из глубины горла вырывается надрывный всхлип. Затем еще один и еще один.
Почему? Ну почему я не умерла в том сыром подвале? Я ведь уже была готова. Смирилась. Смогла побороть непреодолимую тягу к жизни и уговорить себя, принять это как факт. Раз, за разом приходя в себя в том жутком, пропитанном сыростью и полумраком подвале, я, как могла, успокаивала себя тем, что рано или поздно всё закончится. Господи! Я уговорила себя принять свою смерть. Смирилась с ней!
А сейчас я снова хочу жить. Хочу жить, как никогда прежде! Хочу домой. Хочу выпить липового чая из своей любимой розовой кружки. Хочу услышать заливистый лай соседского кокер-спаниеля, задорно гоняющегося за голубями. Хочу пройти по длинной аллее парка, разглядывая буйство осенних красок на деревьях.
Обессиленно оседаю на пол и захлебываюсь в беззвучных рыданиях, переходящих в сдавленный вой. Липкие щупальца безнадежности оплетают всё мое нутро.
Я не выдержу больше. Я не смогу уговорить себя вновь мужественно пройти через всё это безумие.
— Я не виновата, — шепчу в исступлении. — Я ничего не делала…
Реву. От щемящей душу жалости к себе. От несправедливости. От того, что ничего не могу изменить. А так хочется срастись с этой холодной плиткой, на которой уже лежу, свернувшись в клубочек. Раствориться бесследно в воздухе сизой дымкой. Перестать чувствовать боль и страх.
Кажется, я понимаю, что испытывает человек накануне казни. Сожаление. Сожаление о каждом недооцененном мгновении прожитой жизни. Все проблемы и жизненные неурядицы кажутся такой несусветной мелочью перед лицом самой смерти.
Когда ты четко осознаешь, что всё, конец. Ничего отмотать нельзя. И всем нутром пытаешься замедлить время, с прожорливой жадностью ловя каждый миг отведенной тебе судьбой участи.
Превозмогая боль в теле, поднимаюсь на четвереньки и ползу к двери. Дрожащей рукой закрываю замок и отползаю к дальней стене. Осторожно сажусь, заваливаясь на здоровую сторону, и впериваюсь в деревянную поверхность невидящим взглядом.
Я буду бороться за оставшееся мне время. Пусть эта дверь и не задержит его надолго, но это мой миг. Миг моей недооцененной жизни.
Не знаю, сколько я так неподвижно сижу. Час, может, два, а может, и пару минут. Но мое трепещущее сердце громко ухает вниз, когда из-за двери слышатся отчетливые шаги. Ручка двери двигается пару раз, и всё затихает. Затем в оглушающей тишине слышится громкий настойчивый стук, заставляющий меня вздрогнуть и крепче обхватить себя руками.
— Ольга? — доносится мягкий женский голос. — С вами всё в порядке?
Обмякаю резко от нахлынувшего облегчения. Кажется, будто я целую вечность не слышала голосов сторонних людей, так как набатом в голове звучит чуть хрипловатый голос моего палача.
Всхлипываю, в душе зарождается крохотная надежда на спасение.
— Ольга? Вам плохо? — уже настойчивее зовет всё тот же голос.
Господи! Мне хорошо. Хорошо, как никогда в жизни.
— Со мной всё в порядке, — отвечаю хрипло.
— Тогда откройте, пожалуйста, дверь. Вам нельзя оставаться одной.
Не двигаюсь с места, гулко грохочет сердце. А вдруг это уловка?
— Вы одна в комнате?
— Да, — после небольшой паузы отвечает мягко.
Это мой шанс.
Встаю, придерживаясь за стену, иду к двери, после секундной заминки всё же решаюсь открыть замок. Дверь медленно открывается, и я вижу на пороге невысокую полноватую женщину лет пятидесяти. Поверх темного брючного костюма накинут белый медицинский халат. В теплом взгляде зеленых глаз вижу искреннюю обеспокоенность. От облегчения колени подкашиваются, и я приваливаюсь плечом к косяку.
— Помогите мне, пожалуйста, — шепчу надрывно.
Она делает шаг навстречу и тянет ко мне руки, но я отрицательно машу головой.
— Нет, вызовите полицию. Меня зовут Ольга Вересова, меня похитили и пытались убить. Я умоляю вас, помогите мне.
Та смотрит на меня в недоумении и хмурит брови. Мельком поворачивается и бросает взгляд за открытую дверь уборной. Переводит взгляд вновь на меня.
— Хорошо, — подходит, берет меня под локоть и слегка тянет на себя, понукая войти в комнату. — Пойдем, дорогая. Сейчас мы со всем разберемся.
Делаю шаг к ней, покидая временное убежище, и бросаю мимолетный взгляд за дверь, туда, куда смотрела минуту назад женщина. Дыхание сбивается, словно от удара в грудь. На мгновение наши взгляды пересекаются. Его непоколебимый и мой, наверняка наполненный горьким разочарованием и ужасом. Отмираю и из последних сил толкаю женщину в грудь, та от неожиданности отступает на пару шагов. Кидаюсь обратно в ванную, успеваю запереть дверь на замок под недоумевающий взгляд медсестры. Пячусь к дальней стене и, не смотря на боль, забиваюсь в самый угол между стеной и ванной. К горлу подкатывает ком, тело сотрясает крупная дрожь.
В дверь снова кто-то настойчиво стучит.
— Оля, — от звука его голоса вздрагиваю, затравленно глядя на дверь. — Открой, пожалуйста. Я не трону тебя. Обещаю. Я знаю, что ты не причастна к убийству моего брата.
Брат. Этот монстр был братом того мужчины, за чью жизнь я боролась. Слезы вновь катятся у меня по щекам нескончаемым потоком. Начинаю рыдать взахлеб от окатившей меня волны облегчения. До конца не веря, что этот кошмар, кажется, закончился.
В сознание вновь врывается стук, но уже более требовательный.
— Оленька, открой, пожалуйста, дверь, — слышу голос женщины. — Мы сейчас вместе поедем домой, обещаю тебе. Давай, моя хорошая. Всё хорошо. Ты в полной безопасности.
Реву еще горше, услышав о доме. Я так хочу домой. К себе, в свою любимую уютную квартиру.
На дрожащих ногах поднимаюсь и иду к двери. Распахиваю ее и обессиленно падаю в руки к женщине; привалившись к ее груди, захожусь в плаче. Мне так остро необходимо ощутить хоть чуточку тепла, разделить это мгновение хоть с кем-то. Та успокаивающе гладит меня по спине.
— Простите меня, пожалуйста, — шепчу сбивчиво.
— Тш-ш… Всё хорошо. Уже всё хорошо.
Шмыгнув напоследок совсем некультурно носом, отстраняюсь. Мельком смотрю ей за плечо. У окна, прислонившись бедром к бару, стоит он. Сверлит меня нечитаемым взглядом. Отвожу взгляд в сторону и вытираю мокрые щеки. Не зная, куда себя деть, вновь смотрю на женщину. Та