одиночестве и смотрящего на гавань.
Он совершенно неподвижен, одет в свой черный костюм, волосы уложены в идеальную прическу с того угла, где я стою. Углубленный в свои мысли, он не двигается и не замечает моего присутствия.
Все еще обдумывая как начать свой диалог, я наблюдаю, как он достает из кармана костюма свой мобильный телефон и бешено набирает текст. Вибрация в моем клатче заставляет меня улыбнуться. Я благодарю Господа, что мой телефон находится в беззвучном режиме.
Джулиан: Знаешь ли ты, что Ovation of the Seas — самое большое судно, когда-либо входившее в Сиднейскую гавань?
Мне хочется разразиться смехом над его текстом. Сколько бы я ни говорила ему, что его случайные факты не имеют смысла, я люблю эти тексты, потому что никогда не знаю, что ответить, и знаете что, в большинстве случаев я не имею ни малейшего понятия и действительно узнаю что-то новое. Он как ходячая энциклопедия. Я быстро придумываю остроумный ответ.
Я: Ты будешь удивлен, насколько я образована в лодочных мелочах. Знаешь ли ты, что Дионн Уорвик исполнила песню к финальному сезону «Лодки любви»?
Он читает текст, и я вижу, как его плечи двигаются вверх-вниз, когда он тихонько смеется про себя.
Джулиан: Теперь, когда ты об этом заговорила, она застряла у меня в голове. Если я спою ее вслух на вечеринке, думаю, они отправят меня обратно в Штаты. Думаю, это отвлечет меня от этого крайне неудобного костюма, который на мне надет.
Сейчас или никогда, назад пути нет, особенно когда я летела четырнадцать часов, чтобы попасть сюда. Я должна отрастить себе яйца, вот и все.
Я: Перестань жаловаться как девчонка, ты выглядишь очень красивым. Это я тебе говорю.
Когда он читает текст, его тело напрягается, и даже со спины я вижу, как поднимается и опускается его грудь. Он слегка наклоняет голову, позволяя мне увидеть его профиль. Его глаза закрыты, и я с затаенным дыханием жду, когда он заметит, что я стою прямо за ним.
Как по щелчку выключателя, его глаза открываются, и он поворачивается лицом ко мне.
Мое сердце сейчас находится в ускоренном ритме, оно бешено бьется, когда улыбка расширяется на его идеально выточенной челюсти.
— Адриана, — говорит он едва слышным шепотом.
Мое тело движется к нему, колени грозят подкоситься. На расстоянии вытянутой руки я останавливаюсь перед ним.
— Ты сказал, что тебе нужен плюс один. Или Пенни, или я, и поверь мне, было не так-то просто убедить Пенни остаться дома.
Он кладет руки в карманы, как будто пытается удержать себя от того, чтобы физически потянуться ко мне. Такие маленькие жесты заставляют меня хотеть его еще больше. Он понимает меня, видел меня в худшем состоянии, принимает меня такой, какая я есть, и с кем я навсегда останусь связана.
Джулиан подходит к столику у окна и достает цветок из большой вазы. Вернувшись ко мне, он берет меня за запястье и завязывает стебель в узел, делая корсаж.
— Спасибо, плюс один.
Возможно, это мое сердце стучало так громко, или кровь бурлила в моих венах, заставляя меня совершать неожиданные поступки. Единственное, что, как я знала, изменит все в том, кем я была и кем мы были, — я вскочила на цыпочки, положив руки ему на шею и крепко обняв его.
Сначала он неподвижен, затем его тело расслабляется, он проводит руками по моей спине и крепко сжимает меня.
Все в этом чувствует себя правильно, и в то же время все в этом так неправильно.
Как я могу влюбиться в человека, который когда-то ненавидел моего брата и любил моего лучшего друга?
Хуже того, как я могу влюбиться снова?
И точно так же меня пронзает чувство вины, когда слезы, которые я пытаюсь сдержать, свободно падают на плечо Джулиана. Пытаясь сохранить спокойствие, он быстро чувствует перемену в моем настроении и отстраняется. Я ощущаю, как поднимается его рука, когда он берет меня за подбородок и поднимает мое лицо навстречу своему. Взгляд его глаз ослабляет мой страх, глубокие карие глаза смотрят на меня.
— Мы можем делать это так медленно, как тебе будет удобно, — пробормотал он, не отрывая от меня взгляда, — Не бойся.
— Мне… страшно, — заикаюсь я, склонив голову, пытаясь собрать мысли воедино, — Я пролетела через весь мир, чтобы увидеть тебя. Разве это не считается за что-то?
— Да. Это значит, что ты — надежный друг, Адриана. Не дави на себя больше, чем нужно.
Как он всегда знает, что сказать, чтобы развеять мои страхи?
Он поднимает руку, чтобы посмотреть на часы: — Пора.
Протягивая руку в дружеском жесте, я соединяю свою руку с его.
— Джулиан?
Он останавливается и снова обращает свое внимание на меня.
— Итак, папарацци на этом мероприятии… — сдерживаюсь, моя паранойя на пределе. Последнее, чего я хочу, это чтобы таблоиды пронюхали об этом, и Лекс узнал об этом через какого-нибудь жадного фотографа, желающего быстро заработать.
— Да, если ты спрашиваешь, будут ли СМИ на этом мероприятии. Это попадет в интернет и дойдет до Штатов, или, скажем, до электронной почты твоего брата? Есть такая возможность.
Я отдергиваю руку, не понимая, что сделала это, пока не вижу разочарование в его глазах.
— Прости, я не хотела…
Он обрывает меня, прикладывая палец к моим губам, нежно, но в то же время мое тело начинает что-то чувствовать, теплое ощущение распространяется как лесной пожар.
— Давай просто наслаждаться сегодняшним вечером, хорошо?
Мы продолжаем смотреть друг на друга, пока его пальцы не переместились к ключицам и не застегнули цепочку на моей шее, проследив их до того места, где крестик сидит в нескольких дюймах от изгибов моей груди. Кончики его пальцев задерживаются прямо посередине, нежно перебирая кулон в своих руках.
Вот почему ты не носишь лифчики, глупая! Теперь весь мир увидит, что ты возбуждена.
Нервным движением я неожиданно обхватываю его руками, утопая в его мужском запахе, который сводит меня с ума. Я чувствую его дыхание на своем ухе, ощущая, как он пытается сдержать свои чувства.
— Адриана… ты выглядишь потрясающе, — шепчет он, положив руки мне на бедра, — Тебе нужно отпустить меня, иначе мы не сможем выйти из этой комнаты.
Я не могу быть уверена, что именно отсутствие мужских прикосновений или его слова заставляют мое тело идти в разнос, и, возможно, я почувствовала что-то против меня, что-то очень твердое.
Его член, Адриана. Блядь, признай, что у него стояк.
Я неохотно