– Росс, не распускай язык – дети.
– На кой тебе понадобилось ночевать на конюшне?
– Моя лошадь вчера споткнулась о камень, вечером, когда мы ехали со станции.
– Мы тоже приехали на поезде, дядя Джейк.
– Ну, она повредила копыто, но со мной все в порядке. Ей-богу, в порядке.
– Когда ты приехал?
– Откуда?
– Из Форт-Уэрта?
– Да, из Форт-Уэрта. Я поздно приехал, не хотелось никого беспокоить.
– Разве это беспокойство?!
Ма крепко обняла сына, зажмурилась. Глаза ее увлажнились. Она была весьма полной, и рядом с ней худоба Джейка особенно бросалась в глаза. Ма тут же разразилась целой речью по этому поводу.
– Сядь. Я подам тебе лепешки и подливку. Этот скотовод в Виргинии не кормит своих работников как следует. Женская подвязка и то толще. Ты вымыл руки? Мэринелл, оторвись от книги, налей старшему брату кофе. Анабет, успокой малышню, от них шума что от камней в пустом ведре.
Юные Драммонды тянули Джейка за ноги – кто сильней дернет, как будто он был магической куриной косточкой и победивший мог загадать желание. Кто-то завладел его шляпой и пытался примерить ее. Самый маленький, еще не умевший ходить, ползал между ног Джейка и колотил ложкой по носку его ботинка. Анабет обошла детей, поцеловала брата в щеку и шепнула: «Ма ужасно беспокоилась о тебе». Выполнив таким образом свой сестринский долг, она оттащила детей от Джейка, велела старшим следить за малышом и прогнала их на улицу.
Джейк раскрыл объятия Лидии.
– Я так рада, что ты приехал. Мы боялись, ты не сможешь.
– Я не смог бы пропустить такое событие, – ответил Джейк. Глаза его перебегали с одного любимого лица на другое. – Привет, Росс. – Не отпуская Лидию, он потряс руку друга. – Как дела?
– Прекрасно. А твои, Бубба?
Время от времени еще всплывало это старое прозвище.
– Так себе.
– Как работа?
– Бросил.
– Бросил? – Ма с тарелкой горячих лепешек повернулась от плиты к сыну.
Джейк пожал плечами. Ему явно не хотелось портить праздничное настроение разговорами о своей неустроенности.
– Я приехал на свадьбу. Где же, в конце концов, невеста?
Специально не глядя на Бэннер, он осмотрел всех собравшихся. До сих пор Бэннер держалась в тени. Она хотела, чтоб никто не мешал им.
– Джейк Лэнгстон, я невеста.
Она кинулась в его объятия. Джейк приподнял ее за талию, закружил. Они описали полных два круга, и только тогда он отпустил ее, оттолкнул и сказал:
– Ну уж нет, ты не невеста. У Бэннер Коулмэн косички, ободранные коленки и дырявые панталончики. Дай-ка мне посмотреть на твои коленки, может, я и поверю тебе.
Джейк наклонился, попытался приподнять Бэннер юбку. Она завизжала и схватила его за руку.
– Не видать тебе больше ни панталон моих, ни коленок, неважно, ободранные они или нет. Я уже взрослая, ты что, ослеп?
Она приняла самую что ни на есть надменную позу, чтобы всем стало ясно, какая она взрослая: уперлась одной рукой в бок, а другую заложила за голову и выпрямилась.
Ли захохотал. Мика глумливо присвистнул и захлопал в ладоши. Джейк окинул дочь Коулмэна, которую знал с колыбели, оценивающим взглядом.
– В самом деле, – серьезно заметил он, – совсем большая. – Затем положил руки ей на плечи, наклонился и уважительно поцеловал в щеку. А потом, к ужасу Бэннер, звучно хлопнул ладонью по заду. – Но соплива еще шутки со мной шутить. Принеси-ка стул. Я поем, пока лепешки не остыли.
Все расхохотались, а Бэннер была так рада Джейку, что даже не обиделась. Теперь ее сердце забилось сильней – она почувствовала на себе его взгляд. Она так гордилась им, гордилась, что этот высокий светловолосый человек с яркими синими глазами принадлежит к ее семье. Да, можно сказать, что принадлежит.
Джейк переоделся, на нем была белая рубашка, черный кожаный жилет и узкий черный галстук вместо обычного пестрого шейного платка. Но на поясе по-прежнему висела кобура. С некоторыми привычками трудно расставаться, подумала Бэннер. Поведение ее любимца, должно быть, отнюдь не безупречно. Наверняка за ним водится кое-что, о чем представителям закона лучше не ведать. Она была уверена, что он пьет, играет в азартные игры и якшается с такими женщинами, о существовании которых ей знать не полагается. Но это не могло помешать Бэннер любить его. Атмосфера опасности, риска, бесшабашности, окружавшая Джейка, делала его только более привлекательным. Вряд ли кто из присутствовавших на свадебном приеме девушек потребовал бы у него официальных рекомендаций.
Джейк прищурился и заговорщицки подмигнул Бэннер. Какие у него прозрачно-синие глаза, а ресницы золотистые, солнечно-золотистые. Она подмигнула в ответ. Сколько раз Бэннер поверяла ему свои секреты, а он клялся не выдавать их Ли и Мике. Она верила ему, потому что хотела верить. На его дружбу можно было положиться. Каждое его слово она сберегала в памяти как сокровище. А когда внимание Джейка отвлекали, Бэннер дико ревновала.
Она знала, что существует какая-то связь между Джейком и ее родителями, Джейком и ее матерью, связь таинственная и священная. Они никогда не говорили о ней, эта тема никогда не обсуждалась. Но чутьем ребенка Бэннер чувствовала – связь была, и радовалась ей, потому что она привязывала Джейка к ним, не давала исчезнуть из их жизни.
Они поравнялись с передней скамьей. Бэннер взглянула на мать и шепнула:
– Я люблю тебя, мама.
– Я… мы тоже любим тебя, – шепнула в ответ Лидия, включая и Росса в их нежный диалог. Слезы стояли в ее глазах, но она улыбалась.
Бэннер улыбнулась родителям и повернулась к священнику. Росс встал между ней и Грейди.
– Кто отдает эту женщину в жены этому мужчине? – спросил священник.
– Ее мать и я.
Росс посмотрел вниз, в лицо Бэннер. Слезы блеснули в его зеленых глазах. Он сжал руку дочери, потом вложил ее в руку Грейди и присоединился к жене.
Бэннер услышала шарканье множества ног: гости вновь усаживались на свои места. Она взглянула в лицо жениху. Да, она твердо знала: ни одна женщина в мире никогда не была счастливей, чем она в этот момент. Грейди – мужчина, которого она выбрала, чтобы прожить вместе всю жизнь. Они будут любить друг друга, как любят мама с папой. Она сделает счастливым каждый день его жизни, чего бы ей это ни стоило. Бэннер была уверена, что Грейди любит ее. Это столь же очевидно, как и то, что сейчас он смотрит на нее.
Церемония началась. Поэтические слова приобретают новое значение для Бэннер. Именно они совершенно точно выражали ее чувства…
Раздался выстрел.
Его звук в безмятежной тишине церкви напоминал звон вдребезги разбившейся вазы. А эхо – острые осколки стекла.
Гости зашумели. Бэннер оглянулась. Грейди рухнул на нее. По его темному свадебному костюму расползалось кровавое пятно.
