Дина открыто приветствовала Лео как друга дома. Но Олине и служанки были себе на уме. Они-то знали, что Дина не многих обнимает, приветствуя их. Занявшись своими делами, они старались держаться к ним поближе.
Стине поздоровалась с гостем и тут же начала накрывать праздничный стол. Юхан с Андерсом вошли в дом, неся вдвоем матросский мешок Лео. Они оставили его в прихожей у лестницы.
Андерс заглянул в кухню и поинтересовался у Олине, не полагается ли им кое-что по случаю приезда гостя.
Юхан, снимая в прихожей верхнюю одежду, расспрашивал Лео о погоде во время путешествия, о здоровье.
Прибежали дети, они узнали гостя. Как два мышонка, они кружили возле норки, поглядывая, не появится ли кошка.
За столом шел оживленный разговор.
— Как твой каторжник? — спросила вдруг Дина. Их глаза — одни зеленые, другие блестящие, как лед, — встретились над столом.
— Помилование отозвали, — ответил Лео. Его как будто удивило, что она помнит про этого каторжника.
Он сидел близко. От него пахло смолой и соленым ветром.
— Почему? — спросила Дина.
— Потому, что он притворился сумасшедшим и с поленом набросился на тюремщика.
— И ударил его?
— Еще как! — Лео подмигнул Вениамину, который, открыв рот, слушал их разговор.
— Что это за каторжник? — невежливо вмешался Вениамин, он подошел и уперся в колени Лео.
— Не мешай! — мягко сказала Дина.
— Я должен был отвезти его в Вардёхюс, — ответил Лео.
— А что он сделал?
— Совершил тяжкое преступление.
— Какое? — Вениамин не сдавался, хотя взгляд Дины уже обжигал его, как раскаленная печка.
— Зарубил топором свою жену.
— Топором?
— Да.
— Аж чертям тошно! — объявил Вениамин. — А за что?
— За что-то он на нее рассердился. А может, она ему мешала. Кто знает. — Лео не привык удовлетворять детское любопытство.
— Значит, если бы он не стукнул тюремщика поленом, ты привез бы его к нам? — спросил Вениамин.
— Нет, — серьезно ответил Лео. — С такими гостями в Рейнснес не приезжают. Тогда бы я проехал мимо.
— Значит, хорошо, что он его стукнул?
— Для меня — хорошо. А для него — плохо.
— А как он выглядит: как все люди? — не унимался Вениамин.
— Да, если умоется и побреется.
— А что он делал до того, как убил жену?
— Этого я не знаю.
— Что же с ним будет теперь?
— Останется на каторге.
— Там хуже, чем в Вардёхюсе?
— Говорят, хуже.
— Как думаешь, он зарубит ее еще раз?
— Нет, — по-прежнему серьезно ответил Лео.
— А у нас Нильс повесился! — вдруг объявил Вениамин, глядя гостю в глаза.
Шрам вспыхнул синевой на смуглой коже.
— Фома говорит, что в Рейнснесе вот уже десять лет не было покойников, — продолжал Вениамин. — Последним был Иаков, — деловито прибавил он.
Вениамин стоял посреди комнаты и переводил взгляд с одного на другого. Как будто искал объяснения. Тишина давила на барабанные перепонки.
Глаза Дины не предвещали добра. Ее юбка грозно зашелестела, когда она подплыла к нему, как шхуна.
— Возьми Ханну и ступайте играть, — сказала она неприятным голосом.
Вениамин схватил Ханну за руку. И они убежали.
— Да, Нильса больше нет, — сказала матушка Карен, которая незаметно появилась в гостиной из своей комнаты. Ее рука сжимала серебряный набалдашник трости. Матушка Карен осторожно прикрыла за собой дверь, с трудом дошла до Лео и пожала ему руку.
С потерянным видом Лео встал и предложил ей свой стул.
— А вот нам суждено жить дальше. Добро пожаловать в Рейнснес!
Лео рассказали о том, что случилось, коротко и просто. Лица людей были словно присыпаны тонким слоем пыли.
Труд этот взяла на себя матушка Карен. Она то и дело вздыхала. Или бормотала: «Господи помилуй!»
— Но почему же?.. — недоуменно спросил Лео. Он смотрел на Дину.
Стине тихонько входила и выходила из комнаты. Андерс закрыл лицо темными ладонями, похожими на перевернутые лодки. Юхан плотно сжал губы, глаза его беспокойно метались по сторонам.
— Помилуй, Господи, душу бедного Нильса, — закончила свой рассказ матушка Карен.
— Но почему же он это сделал? — снова спросил Лео.
— Пути Господни неисповедимы.
— Это не Господь, матушка Карен. Такова была воля самого Нильса. Не надо этого забывать, — тихо сказал Юхан.
— Даже птаха малая не упадет на землю, не будь на то воли Господней, — упрямо сказала матушка Карен.
— Ты права. — Юхан уступил ей.
— Но все-таки почему он это сделал? Что случилось? Почему он не захотел больше жить? — опять повторил Лео.
— Наверное, у него ничего не осталось, ради чего стоило жить, — хрипло сказал Андерс.
— Человек видит лишь то, что способен увидеть. Что-то, должно быть, застило Нильсу зрение, — сказал Юхан.
Лео переводил взгляд с одного на другого. Он не скрывал своего волнения. Вдруг он встал, уперся руками в край стола, откашлялся, словно собирался произнести речь. И запел. Грустную незнакомую мелодию. Лео изливал свое горе, как ребенок. Он откинул голову, всхлипывал, но продолжал петь. Он пел долго. Повторяя без конца одни и те же слова:
Погасло дневное светило;
На море синее вечерний пал туман.
Шуми, шуми, послушное ветрило,
Волнуйся подо мной, угрюмый океан.
Они никогда не слышали такой песни. Лео был послан им, чтобы помочь освободиться от проклятого вопроса, который они долго таили в себе: «А нет ли здесь и моей вины?»
После обеда Дина и Лео уехали верхом на прогулку, их проводил горестный взгляд Фомы.
Весенний свет до позднего вечера висел над ними, словно наточенный нож.
— Ты ездишь верхом с Фомой? — спросил Лео.
— Да, бывает.
Кое-где лежали кучки рыхлого снега. Дина направилась по дороге через горы.
— Фома давно живет в Рейнснесе?
— Да. А почему тебя это интересует?
— У него взгляд как у собаки.
— Ах вот что!.. — Дина засмеялась. — Просто у него разные глаза: один — голубой, другой — карий. Он очень хороший работник. И надежный…
— Не сомневаюсь. Но он смотрит на тебя так же, как смотрел Нильс…
— Хватит уже о Нильсе! — оборвала его Дина и пустила Вороного галопом вверх по склону.
— Ты можешь извести человека! — крикнул Лео ей вслед.
Она не оглянулась. И не ответила.
Он догнал ее и схватил поводья Вороного. Вороной испугался и с диким ржанием взвился на дыбы.
— Отпусти поводья! — Ее голос словно вырвался на свободу после долгой неволи.
— Ты знаешь, почему умер Нильс? — настойчиво спросил он.
— Повесился — и все! — огрызнулась она и вырвала у него поводья.
