— И с длинными висящими ушами?
— Возможно, — фыркаю я.
Мы снова начинаем смеяться. Но Эд с Амандой нас совершенно не замечают — они в восторге, что у них так много общих знакомых. Ну и пусть общаются, решаю я.
Джулс бросает на меня удивленный взгляд, но я лишь пожимаю плечами — здорово, что Эд наконец-то нашел общий язык хоть с кем-то из моих друзей, — даже если учесть, что Аманда не совсем друг.
Олли и Кэролин болтают с Сэл и Полом, и мне кажется, что вечер удался. Главное — все познакомились с Эдом. Конечно, не у всех была возможность узнать его поближе, но так всегда бывает в больших компаниях.
Например, Олли и парой слов с ним не обменялся, но по крайней мере они увидели друг друга, и это уже хорошее начало. С другой стороны, может, им стоило побольше поговорить?
Когда официант приносит кофе, я встаю и подхожу к Олли.
— Может, поговоришь с Эдом? Узнаешь его получше?
Олли вздыхает.
— Либби, я не знаю, о чем с ним говорить.
— Олли! Это же невежливо. Я за этого человека замуж выхожу! Ты мог бы сделать это ради меня. Откуда ты знаешь, что вам не о чем разговаривать?
— Ладно, ты права. Но я слышал, что он говорил, и... — Он замолкает.
— И что?
— Ничего. — Он вздыхает. — К тому же он поглощен разговором с твоей подругой Амандой. Не хочу им мешать.
— Хорошо, — осторожно говорю я. — Может, нам поужинать вчетвером: я, Эд, ты и Кэролин?
— Может быть, — неохотно отвечает он. — Слушай, давай завтра поговорим.
— Господи, Олл, да ты будто возненавидел его.
— Либби, мы обо всем поговорим завтра.
Глава 27
— Ну, что ты думаешь?
Мы едем домой, и, честно говоря, меня куда больше волнует, что подумали об Эде мои друзья. Но я все равно не смогу узнать об этом раньше завтрашнего утра, поэтому пока можно спросить, понравились ли они Эду, одобряет ли он моих знакомых, сможем ли мы с ними и дальше дружить.
— Вечеринка прошла успешно. — Он снисходительно улыбается.
— Нет. Я спрашиваю, что ты думаешь о моих друзьях?
И внезапно я понимаю, что это очень важный разговор. Что раньше я бы не задумываясь пожертвовала своими друзьями ради мужчины, но сейчас даже и не подумаю этого сделать. И мнение Эда очень важно. Не потому, что мне хочется, чтобы они ему понравились, а потому, что ответ будет отражением его личности. Если ему не понравились мои друзья, если он не одобряет их, — смогу ли я и дальше смотреть на него теми же глазами?
— О, у тебя замечательные друзья, — наконец отвечает он. — Особенно Аманда. У нее прекрасные манеры.
— Я не спрашиваю, какие у них манеры, Эд, — медленно выговариваю я. — Я спрашиваю, нравятся ли тебе мои самые близкие люди, которых я люблю. К тому же Аманда мне вообще не подруга, а просто коллега и она понравилась тебе только потому, что у вас есть общие знакомые. А ее прекрасные манеры оттого, что она старается наладить нужные связи.
— Либби! Нехорошо так говорить.
— Извини, — бормочу я, — но это правда. Ну скажи, как тебе Олли?
— Нам с ним не удалось пообщаться, — отвечает Эд, и это действительно так, — думаю, стоит пригласить его на ужин. В ближайшее время.
— Хорошо. Но он тебе понравился, да? Ты так его себе представлял?
— Я никак его не представлял. Но он мне очень понравился.
— А Сэл и Пол? Что ты думаешь?
— Ну, — он делает паузу, — мне совсем не нравится, что ты дружишь с журналистами из желтой газетенки.
— Что? Ты что, серьезно?
— Ммм, да. Я бы ничего не имел против, если бы они работали на центральном телевидении, но их газета — это же такая грязь. Мне кажется, что они, ммм, не нашего круга.
Кажется, назревает скандал.
— Что значит «не нашего круга»?
— Дорогая, я просто не доверяю им, вот и все.
— Но ты ни черта о них не знаешь.
— Не ругайся, Либби.
— Извини. Но это двое самых замечательных людей, которых я знаю. Я не могу поверить, что мои друзья не понравились тебе только потому, что они работают в газете! И это вовсе не желтая газетенка, — они делают новости, а не подстерегают людей на пороге дома.
— Все равно, — говорит он, бросая на меня быстрый взгляд. — Хотя, может, ты и права, я не имею права осуждать их. Но что меня поразило, так это то, что ты вообще знакома с этим оборванцем Ником. Откуда ты его знаешь?
— С Ником... «с этим оборванцем Ником»... — В моем голосе появляются металлические нотки. — Он — знакомый Сэл. А что?
— А, — кивает он, — ну, тогда все ясно.
Как он смеет... Как он смеет...
— Что... тебе... ясно? — Я произношу каждое слово очень медленно, по отдельности, а это тревожный знак, — если Эд, конечно, заметил.
— Он ужасно одет — такой неряшливый. Я и не предполагал, что ты способна общаться с таким человеком.
— Но ты с ним даже парой слов не обмолвился.
— Ради бога, Либби. Да ты только посмотри, на кого он похож! Потрепанная одежда, живет на пособие... Я думаю, лучше тебе с ним больше не видеться.
— Не могу поверить, что я выслушиваю все это. Не могу поверить, что ты сидишь здесь, — я чуть не шиплю от ярости, — и смешиваешь моих друзей с грязью! И самое главное, я не могу поверить, насколько мелочны твои суждения. Ты оценил всех моих друзей, основываясь на внешности или роде занятий, — я-то думала, ты успел поумнеть, в твоем-то возрасте. Очевидно, в отличие от тебя, — я цежу сквозь зубы, — я выбираю друзей, потому что они нравятся мне как люди, а не потому, что у них куча денег или они окончили какую-нибудь распрестижную частную школу.
Тут мой запал кончается. Я сижу и трясусь от злости. Всю оставшуюся дорогу мы не произносим ни слова.
Бывали такие случаи, когда я знакомила приятеля со своими друзьями и он им не нравился. Я злилась на своих друзей, потому что не понимала, как это они не могут разглядеть в нем все то хорошее, что вижу я. Злилась, что у них хватило наглости сказать мне правду. Даже с некоторыми из-за этого разругалась. Но на этот раз не вижу ни капли правды в том, что говорит Эд. Я не могу признать, что мои друзья — плохая компания, потому что у них недостаточно денег, они не одеты в безупречные дизайнерские костюмы и не общаются с Бинки и Банни Доннелл.
Когда мы выходим из машины у дома Эда, я думаю, не слишком ли упряма. Может, Ник — действительно оборванец, а Пол и Сэл — не нашего круга? Будет ли мне так трудно прекратить с ними всякое общение? Честно говоря, я не знаю, смогу ли и здесь пойти на уступку — забыть о них, смириться с тем, что они — неподходящий круг общения для жены Эда Макмэхона.
Мы раздеваемся в гробовой тишине. Я забираюсь в постель и поворачиваюсь к Эду спиной. И тут он начинает извиняться. Я его игнорирую. Он прикасается к моему плечу, но я отбрасываю его руку, а он снова извиняется.
