В известном смысле так оно и было. Отказавшись от капсул, Слоун действительно начала новую жизнь. Вернее, начали ее оба – она и Джордан. Они теперь были связаны теснее и стали ближе друг другу, как уцелевшая команда корабля, потерпевшего крушение.
Слоун улыбнулась. Они уже обсуждали, и не раз, вопрос о пополнении семьи. Ей исполнилось тридцать восемь: это, пожалуй, предельный возраст, когда еще можно завести ребенка, но она знала, что сейчас с этим справится. Разница в пять лет больше не беспокоила ее.
Слоун встала, собрала листы и сложила их в картонную коробку. Завтра она срочно переправит рукопись в Нью-Йорк, а там, глядишь, через несколько недель появится и конечный продукт.
А потом она сделает годичный перерыв, как и обещала себе. Перестанет быть Слоун Дрисколл, романисткой, автором бестселлеров, и станет просто женой Джордана. В конце концов, для счастья этого будет вполне достаточно.
Возможно, даже больше чем достаточно.
– Я решил создать свою собственную команду, – объявил Джордан, входя в спальню. Переведя дух, он сел на кровать и начал снимать сапоги.
Слоун читала газету, расположившись в большом кресле в углу комнаты.
– Твой отец будет счастлив, услышав это, – улыбнулась она, оторвавшись от чтения.
Он мотнул головой:
– Я не собираюсь просить отца спонсировать команду.
Слоун вопросительно вскинула брови:
– А как же тогда…
– Беру партнера. – Джордан отставил сапоги в сторону и снял рубашку. – Это Антонио Альварес.
Слоун чуть не уронила газету.
– Альварес? Но вы же не выносите друг друга…
Джордан улыбнулся:
– Это было просто соперничество. А в одной команде мы создадим такую силу, с какой придется многим считаться, уверен.
– Но уживетесь ли вы? – усомнилась Слоун.
– А вот это скоро выяснится, – усмехнулся Джордан.
– Ты что, серьезно?
– Не будь у меня серьезных намерений, я не стал бы приглашать сюда Тони.
– Он приедет сюда? В Мунстоун?
Джордан кивнул:
– Тони будет здесь завтра утром.
Слоун пришла в восторг:
– Вот это у нас с тобой год так год! Столько событий!
Джордан вопросительно посмотрел на жену.
– Да, да, – продолжала Слоун. – Я закончила роман «Победитель получает все» и беру годичный отпуск.
– Здорово! – воскликнул он. – Неужели удержишься и больше в этом году ничего писать не будешь?
– Не буду, – заверила его Слоун и указала на туалетный столик, где стояла бутылка шампанского. – И у меня скоро будет сюрприз для тебя.
– Какой сюрприз? – насторожился Джордан. – Ты хочешь сказать…
– Пока нет, – быстро проговорила Слоун. – Я сдала тест на беременность. Если результат будет положительный, мы откроем эту бутылку и отпразднуем событие.
Он бросился к жене, заключил ее в объятия.
– Давай начнем праздновать прямо сейчас, дорогая! У нас и без того много поводов.
– Ты абсолютно прав, – прошептала Слоун, роняя газету.
На развороте газеты был помещен отчет о суде над Гейвином Хиллером. Чуть ниже мелким шрифтом сообщалось о бракоразводном процессе супругов Хиллер.
Лондон, май, 1990
Макс Киньон вошел в вестибюль отеля «Коннот»,[41] улыбнулся швейцару и по желтоватому ковру направился к роскошной лестнице с полированными перилами красного дерева. Преодолев пролет, он резко свернул направо в коридор, ведущий в ресторан, и там его сразу провели через большой зал к заказанному столику.
Метрдотель вскоре покинул гостя, заказавшего, как обычно в «Конноте», дикую утку с персиками. Макс Киньон продолжал улыбаться, хотя пребывал в далеко не лучшем расположении духа. Другие посетители наслаждались превосходной кухней и уютной атмосферой ресторана. Им нравилось здесь все: стены, обшитые деревянными панелями, хрустальные резные подсвечники, бархатная обивка светлой мебели. В отличие от всех прочих Макс ничего не замечал. Там, наверху, в его номере, лежали документы о разводе.
Итак, Джилли разводится с ним. Он не знал, почему это удивляет его. Она говорила о разводе уже не раз, еще до того случая, а уж потом Макс и сам не понимал, на что надеется.
«Только смерть разлучит нас, Джилли, дорогая. Это единственный путь… единственный».
По-видимому, эти слова Макс произнес вслух, потому что к нему тут же подскочил метрдотель.
– Все в порядке, мистер Киньон?
Макс посмотрел на него отсутствующим взглядом.
– Простите. Я не… Что вы сказали?
– Я спросил, все ли с вами в порядке. – Метрдотель растерялся.
Макс кивнул:
– Со мной все отлично. Спасибо.
«Все отлично. Вот только я потерял любимую женщину, самую для меня дорогую, давно потерял, и по собственной же глупости, а так, конечно, все у меня прекрасно».
Макс любил ее. Джилли называла это одержимостью, но она просто не понимала. Конечно, не понимала. Ведь если бы она понимала его, этого не случилось бы. Джилли знала бы, что он вел себя так потому, что любит ее. Джилли знала бы, что творится у него внутри, когда Макс видит, как она смотрит на других мужчин. Она знала бы, в каком он аду, даже тогда, когда занимается с ней любовью, ибо сознает при этом, что жена воображает, будто занимается этим с Джорданом.
С Джорданом… С Джорданом Филлипсом, который когда-то был его другом. С Джорданом, бывшим возлюбленным Джилли. С Джорданом, уже женатым и охладевшим к Джилли. Но вот она до сих пор не может с этим примириться. И каково же все это сознавать Максу?
Что сейчас рассуждать обо всем этом? Слишком поздно. К прошлому возврата нет. И не будет.
Макс ел медленно, механически, не ощущая вкуса. Потом заплатил по счету кредитной картой и оставил щедрые чаевые. Покидая ресторан, он улыбался каждому, кто попадался ему навстречу. Но улыбка была странная: его глаза не улыбались и были очень печальными. Если кто-то и заметил это, то промолчал. А если бы что-то и сказал, кому какое дело до Макса. Сам он уже давно не интересовался, кто и что о нем думает. А теперь, когда с ним нет Джилли…
Макс поднялся к себе в номер, где провел последние четыре дня, как правило, пьяный. Только в этом состоянии он мог хоть как-то примириться с тем, что Джилли никогда больше с ним не будет. Макс запер дверь, чтобы его не беспокоили.
Бумаги о разводе лежали на ночном столике рядом с пустой бутылкой из-под виски. Он сел на край постели, взял бумаги и долго глядел на них. Положив, потянулся к бутылке. Убедившись, что она пуста, Макс бросил ее в мусорную корзину, поднялся и прошел к небольшому бару за другой бутылкой.
Двигаясь автоматически, как робот, он открыл бутылку и сделал большой глоток прямо из горлышка. Затем еще один. Бурбон обжег желудок, но Макс почти ничего не почувствовал. Правда, немного притупилась боль, сидевшая глубоко внутри. Изматывающая боль. Это слегка взбодрило его и… придало сил. А силы были ему теперь нужны.
