– Хэлло, Агнесс.
Она подняла на него глаза. Их задумчивое выражение понравилось Полю. Чем-то эта девочка напомнила ему Айрис, то ли серьезностью, с которой она слушала речи взрослых, то ли обособленностью от окружающих. Она выглядит поэтичной, решил Поль.
Его мысли были прерваны громким голосом Ли:
– Я выросла на этих историях, и у меня такое чувство, будто я сама все это пережила. После погрома, когда застрелили моего дедушку, родители приехали в Нью-Йорк. Тогда переезд стоил тридцать пять долларов, что составляло все их состояние.
С чего вдруг возник этот разговор?
– Конечно, они ужасно мучились от морской болезни всю дорогу. О, ну, это обычная история палубных пассажиров. Вы все слышали ее.
– Я не слышала, – сказала Эмили, – расскажите!
– Но тогда вы не захотите слушать все остальное.
– О, но остальное уже известно: после того, как они оказались в Америке, их дела устроились!
Милая, жизнерадостная Эмили, подумал Поль. Она действительно забыла о трущобах, туберкулезе и родителях Ли, иначе не сказала бы этого.
Ли слегка пожала плечами, не обращая внимания на замечание.
– Что еще сказать? Кажется, мы будем свидетелями новых гонений, но в гораздо больших масштабах.
Опять Германия. Вот из-за чего, должно быть, начался разговор. Эта тема не исчезнет из разговоров. Полю хотелось, чтобы ее оставили хотя бы на вечер.
– О, дорогая, – воскликнула Эмили, – но не думаете же вы, что они могут уничтожить целый народ?
Билл Шерман заметил:
– Мой равви думает, что могут.
И твой равви прав, сказал про себя Поль.
– О, но, – продолжала Эмили, – может быть, вы помните разговоры во время войны о зверствах немецких солдат, якобы совершаемых ими в Бельгии; в действительности это была чистая пропаганда.
Где-то я уже слышал подобное? – подумал Поль. Эмили настаивала:
– Разве не так, Элфи? Дэн, я помню, вы говорили то же самое о газетах Херста во время испано-американской войны.
Элфи пробормотал:
– Это другое.
– Не совсем. – Твердый голос Донала привлек всеобщее внимание. – Газеты все искажают. Левые писатели в своем большинстве коммунисты. Посмотрите на Францию! Они поставили во главе кабинета Блюма и чуть не потеряли страну.
– Что?! – воскликнул Дэн. – Блюм дал им сорокачасовую рабочую неделю и двухнедельный оплачиваемый отпуск, сделал обязательным образование до четырнадцати лет. И это вы называете коммунизмом?
– Вы не можете отрицать, что в рабочем движении Франции полно коммунистов, – сказал Донал.
Поль не хотел вступать в разговор, но не выдержал:
– Рабочие не были бы так озлоблены, если бы имели какие-нибудь социальные гарантии и если бы богатые охотно платили налоги.
Донал взглянул на Поля:
– Вам что, нравится платить налоги? – Его глаза были холодны.
Поль не ответил. Какого черта они опять начинают эту тему? Он отрезал ломтик авокадо. Ему хотелось, чтобы его оставили в покое.
Но Донал продолжал задирать его:
– Вы никогда не убедите меня, что Блюм тоже выступает против войны.
Все посмотрели на Поля, так что у него не было выбора.
– Он предвидит опасность. Жаль, что больше никто не видит ее сейчас и не видел, когда Гитлер снова оккупировал Рейнскую область, презрев весь мир.
– Им пришлось уступить ему. Вы понимаете, что во Франции значительно меньше мужчин призывного возраста, чем в Германии? Ситуация безнадежна.
Теперь Хенк обрушился на Поля:
– Война всегда безнадежна, это следовало бы знать многим.
– Вы, конечно, согласны, – заметил Донал. – И я не виню вас. Но вам придется воевать, если разразится война.
В разговор вступил Дэн:
– Ну, я слишком стар, чтобы воевать, и категорически против любых приготовлений к войне, о которых сейчас говорят в определенных кругах.
Это про меня, подумал Поль.
– Мы с Хенни всю жизнь были убежденными пацифистами.
– Тогда вам следует продолжать борьбу, – сказал Донал. – Оставьте Германию в покое. Пусть Гитлер сначала избавится от русских – это нам тоже выгодно, – а потом мы можем научиться ладить с ним.
Поль опустил вилку. К черту манеры. Без перчаток.
– Ладить с ним? Мириться с тем, что творится в Германии в эту самую минуту?
– Вы сильно преувеличиваете события в Германии. Я провел там много времени и должен сказать вам, что на улицах порядок. Там меньше преступлений, чем у нас.
– Я там тоже был и видел совсем другое.
Все замолчали, прислушиваясь к разговору двух мужчин. Мэг нервничала, она пыталась поймать взгляд Донала и не могла. Ли и Билл обменялись понимающими взглядами, и Ли громко и решительно объявила:
– Господа! Сейчас внесут торт. Билл, выключи свет!
Бедный старина Дэн, подумал Поль. Все эти разговоры на твоем дне рождения.
В освещенную только свечами комнату внесли торт. Словно не случилось ничего, чтобы испортить настроение. Все встали и запели «Счастливого дня рождения», словно перед этим не было никаких неприятных разговоров. Дэн загадал желание. Что можно загадать почти в семьдесят лет? Возможно, еще годы жизни.
Включили свет, и все увидели торт – чудо из глазури. Налили шампанское. Ли подняла первый тост:
– За Дэна, который был как отец всем нам. Тогда встал Дэн:
– Всем присутствующим моя любовь и благодарность. И миру вокруг нас, великий дар, единственный дар – мир.
Поль не удержался и добавил:
– За справедливый мир и за разрушение тирании в Германии.
– Так, чтобы мы все пошли воевать. Так? – спросил Донал.
– Конечно, нет, – сразу ответил Дэн.
– Тогда вам надо следить за тем, что происходит в Вашингтоне, – страстно проговорил Донал. – Пока все держится в тайне, одно могу сказать, что они напрасно готовят большую помощь Англии – Гитлер быстро ее разобьет.
– Верю, что вы правы, – сказал Хенк. Поль покачал головой:
– Я сижу и слушаю тебя, Дэн, и тебя, Хенк. Вы оба решительно выступаете против любых приготовлений к войне, но руководствуетесь при этом совершенно разными мотивами. Разве вы не замечаете, какие вы странные союзники? Вы, Дэн и Хенк, люди доброй воли, неужели вы не видите, что иногда, как это ни ужасно, необходимо воевать или, по крайней мере, готовиться к войне, чтобы просто выжить?
– Мне удивительно слышать подобное от вас, – произнес Донал, делая ударение на «вас».
– Почему от меня?
– Я мог бы предположить, что вы будете заодно с Дэном и Хенком. Известно, что евреи не любят воевать, не так ли? – Он оглядел всех. – Я не хочу никого обидеть, уверяю вас. Так сложилось. Вы могли бы воспринять это как комплимент.
К удивлению собравшихся, раздался тихий тонкий голос Агнесс:
