- Я? Да я, олицетворение скромности! - бросаю в мужа помидор, делая вид, что его слова обидели меня. – Если будешь и дальше вести себя так распутно, то добавлю в твою порцию лазаньи слабительное!
- И не такое ел с твоих рук и не умер. – Майлз приближается, вынимает нож из рук, убирает его в строну… Внимательно слежу, как он целует каждый пальчик по очереди, после чего языком слизывает остатки томата. – Помнишь, как ты хотела меня убить, ненавидела больше жизни? Наверное, и зарезала бы, если бы был шанс!
- Не правда, я всегда тебя любила. С первой встречи в больнице. – отвечаю честно ему. – С той самой минуты, как протянула тебе баночку с лекарством…
В глазах Майлза появляется не здоровый блеск, почти безумие проскальзывает в уголках его души.
Он сильнее сжимает руку и притягивает меня к себе ближе. Остро чувствую его присутствие каждой клеточкой своего тела.
Мы оба напрягаемся и стараемся не издавать ни звука, любое неосторожное движение и нам сорвёт крышу. А в доме нет няни, дети могут забежать в любую секунду.
Говорят с годами чувства угасают. Ложь. Они только разгораются и разгораются…
- Когда ты ушла, я думал задохнусь… не бросай меня больше никогда. – Майлз скользит губами по моему виску, обдавая жаром. – Это был слишком длинный год. Я будто вторую жизнь прожил. В аду сгорел заживо… Не хочу испытать это вновь…
- И ты меня… - впиваюсь в губы Майлза, мне необходимо почувствовать его, ощутить вкус его губ.
Потеряв брата, я не могу позволить себе потерять кого-то еще из близких. Мне важно чувствовать и знать, что он рядом, цел и не вредим. И мой.
- Мила, смотри, Мама с папой целуются. Может быть у нас будет братик или сестричка!
Мы замираем, застуканные с поличным. Смотрим на друг друга, еще прижимаясь и чувствуя вкус губ. Мы два взрослых человека краснеем, как раки, под взглядом этих разбалованных девчонок.
- Убей меня до их восемнадцатилетия! – стонет Майлз, оттягивая незаметно штаны, чтобы скрыть своё возбуждение. – Так, а вы забыли, что наказаны?
- Папа!
- Без Папа! Значит становимся и помогает маме с лазаньей!
- детский труд запрещён во всех странах. – топает ногой Мила. – Если ты будешь заставлять нас работать, мы подадим в суд по правам человека!
- Куда? – выражение лица у Мишы становится опасным. Слышу даже скрип зубов.
- В Гавайский суд! – с важным лицом продолжает Стефа, скрещивая руки. – Вы не имеете права привлекать нас к тяжелому труду.
- Гавайский, значит. – усмехается Миша. – Ну пишите в Гавайский, дать листочек и ручку для составления письма?
Стефа сужает глаза и с очень важным выражением лица выдаёт:
- У нас есть свои!
Она берет сестру за руку и тащит в комнату, чтобы написать жалобу.
- может быть стоило их поправить, что суд по правам человека называется Гаагский, а не Гавайский? – мы начинаем смеяться вместе. Громко и до колик.
Девочки растут быстро, узнают мир так стремительно, что мы не успеваем за ними.
Я рада, что мои дочери не похожи на меня, не такие забитые и потерянные, они умеют постоять за себя и знают, что мы поддержим их несмотря ни на что.
Майлз никогда не будет искать сомнительные способы, чтобы их защитить. Он просто убьёт, придушит голыми руками того, кто поднимет руку на его детей.
- Веснушка, мне кажется, нам нужен еще мальчик. Слышала, девочки хотят братика или сестричку!
Не успеваю дослушать его, тёплые руки заныривают под фартук, поглаживая нежную кожу. Майлз видимо решает приступить к исполнению желания девочек прямо сейчас.
