— Какую сделку? — она подняла голову.
— Я ему прииски за Машку пообещал, чтобы он мне переуступил отцовство.
— Я думала это шутка! — она продолжала неверяще разглядывать его лицо.
— Эвочка, — Мак постарался быть как можно убедительнее, чтобы незаметно вернуть ее на место, — с такими вещами не шутят. Мы вчера подписали предварительное соглашение, и документы ушли в работу.
— Но ведь Арсен уже знал, что он мой отец!
— Ты сама слышала, он считает прииски своими и даже успел завещать их Машке. И конечно, мы все доведем до конца.
— Это не честно, Мак! Что скажет твой отец?
— Мой? — удивился Макар. — А что он скажет? Он же мой отец, Эвочка, он отдал мне все, мне и Каролине, и я тоже все отдам Машке. И тебе. Если ты захочешь, — добавил он, не давая ей возразить и снова обнимая, ощущая знакомый трепет, который и не надеялся уже ощутить.
Макар готов был так простоять до утра. Если опереться спиной о стену и уложить себе на грудь Эву, это вполне может сойти за совместную ночь. Но Эва явно не собиралась ночевать на пороге собственной спальни, и ему пришлось уступить.
Руки легче было оторвать, чем расцепить, но Мак все же выпустил Эву, целомудренно поцеловал в лоб и еще постоял под дверью некоторое время. Можно было и здесь улечься, конечно, но день обещал быть бурным и насыщенным, так что выспаться все же следовало.
Думал, что не уснет, будет до утра ворочаться и обдумывать услышанное, да какой там — уснул как убитый, стоило лишь головой коснуться подушки. И теперь отправился на поиски, благо, в выключателях надобность отпала.
***
Он нашел Эву по ароматам, доносившимся из кухни, она готовила завтрак, а Машка рядом раскрашивала нарисованный на альбомном листе цветочек. Макар застыл на пороге, очарованный представшей его взору картиной. Он прислонился плечом к дверному проему и смотрел на свою настоящую семью. Как часто ему снились эти две девочки, что они у него есть, он ведь где-то глубоко внутри всегда знал, что девочка Эвочки и его девочка…
— Макар! — просияла дочь и бросилась ему на шею, а он не мог ни слова выговорить, поднял с пола и прижал к себе, глядя в упор на Эву.
Она отвела взгляд, а Макар вслушивался, как Машка взахлеб делится своими маленькими новостями:
— Мой папа в больнице, мама сказала, он заболел, и я ему рисую цветочки. Ты отвезешь их ему в больницу?
— Отвезу, — сказал Макар, да ну, к чертям это все! — только он не твой папа, Машенька, он твой дед. Мамин папа. А твой настоящий папа — я. Вот смотри, это ты, а это я!
Он достал телефон и открыл нужную папку. Девочка внимательно рассматривала фото, листая пальчиком и попеременно глядя то в экран, то на Макара, будто сверяла, он это или не он держит на руках новорожденную Машку.
— И зовут тебя Мария, как твою бабушку, ее уже нет, но зато есть еще один дед, Роман.
— И где ты был? — прищурила она глазки. Ему показалось, или из-под веера густых ресничек на него сердито взглянул Ямпольский?
— Я не знал, что я твой папа, Машенька.
— Ты его обманула? — теперь сердитый «Ямпольский» сверлил взглядом Эву.
И — о, чудеса! — та виновато потупилась и кивнула. Макар едва удержался от злорадной ухмылки, но затем совесть взяла верх.
— Это я виноват, что мама ушла, Машенька.
— Почему?
Макар храбро посмотрел в глаза сначала Эве, а затем своей дочери:
— Я ни разу не сказал ей, что люблю ее. И она решила, что мне не нужна, а раз так, то я не заслужил чести быть твоим папой.
Машка притихла, размышляя, и по прежнему обнимала Макара за шею, а он легонько покачивал ее, словно наверстывая все то, что пропустил за последние без малого три года.
— Значит, папа Арсен уже не твой муж? — вдруг метнула Машка быстрый взгляд в сторону Эвы.
— Арсен? Нет, он мой отец.
— А можно, — теперь дочь смотрела влюбленными глазами на Макара, — мой дед будет только тот Роман, ты будешь мой папа, а за папу Арсена я выйду замуж?
***
Макар отвез Эву в больницу, а сам отправился на встречу с генералом Ермаком. Николай Геннадиевич удивил Макара готовым сценарием, целым ворохом новостей и событий. И все они великолепно выстраивались в нужную канву, не хватало одного единственного звена, одного штриха. Одной подписи. Ее и отправился добывать Макар.
Алена лежала в отдельной палате. Лицо и руки забинтованы, видны только глаза, нос и губы.
— Мак, ты пришел! — она попыталась подняться. — Ты меня не бросишь, правда? Ты не сможешь, папу вчера забрали с инсультом, он со следователем поговорил, а вечером забрали… Мне нужна твоя помощь, Мак…
— Конечно, я помогу тебе, Алена, — кивнул Макар, — если мы сейчас договоримся. Николай Геннадиевич тебе вчера все объяснил, заметь, лично. Ты признаешь, что бомбу под видом записывающего устройства тебе дал Маркелов, твой любовник, он же заставил заманить в особняк Эву, чтобы шантажировать Ямпольского. Маркелов выстрелил в Арсена, а ты нажала на кнопку. Тебя осудят условно, я с тобой разведусь, но полностью оплачу лечение и выделю небольшую сумму на первое время, пока ты не устроишься на работу.
— Как на работу, на какую работу, Макар? Что ты несешь?
— Твой отец уже не сможет работать, восстановление может затянуться на неопределенный срок. А тебе придется работать.
— Ты не посмеешь развестись со мной, тебя все осудят, Макар! Каким мерзавцем надо быть, чтобы бросить больную изуродованную жену!
— Если нет, тогда я пускаю в ход записи с видеокамер Ямпольского, и там ты условным сроком не отделаешься. Ты сядешь надолго, Алена, поверь, я приложу все усилия. Лечить тебя будут в государственной клинике, как склеят, так и будет, — он встал и выпрямился во весь рост, — так что думай.
— Макар, подожди, — позвала Алена, он обернулся. По бинтам бежали влажные дорожки, — ты уже все забыл? Ты ведь любил меня!
— Я не буду говорить тебе, что ты разлучила меня с любимой девушкой и с моим ребенком, потому что я виноват больше. Но на твоем месте я не вспоминал бы о любви в принципе. Просто, чтобы меня не бесить. Как будешь готова поставить свою подпись, позовешь парней, которые дежурят в коридоре, они свяжут тебя с генералом Ермаком. Счастливо оставаться, — Макар развернулся к двери.
— Звони своему генералу, — голос больше не дрожал, глаза не блестели. Мак удовлетворенно кивнул и достал телефон.
Месяц спустя. Особняк Ямпольского
Арсен смотрел на голубое небо, видневшееся за зелеными верхушками деревьев в панорамном окне, и думал. Он уже несколько дней лежал дома, в своей спальне, в своей кровати. В капельницах и инъекциях больше необходимости не было, раны затягивались, и его отправили домой.
Пуля прошла навылет, но, как не уставал повторять штопавший его хирург, пролетела путь с такой филигранной точностью, что даже если бы он сам прокладывал наиболее безопасный маршрут, лучше бы вряд ли получилось.
Тем временем события развивались очень стремительно и, как теперь понимал Арсен, его фантастическая везучесть и выживаемость сыграли не последнюю роль. Крышующая Маркелова группировка силовиков, потеряв непосредственно объект крышевания, поначалу впала в ступор. Но Ермак не спал, быстро сориентировался и предложил коллегам мировую, а в качестве аргумента к предложению прилагалась существенная доля наследства Маркелова.
— Ты уж прости, Арсен Павлович, что я у тебя похозяйничал, — говорил ему генерал, — но пока ты в отключке валялся, мне надо было их умаслить.
— Все нормально, Коля, — облегченно вздыхал Арсен, он и не ожидал, что получится так легко откупиться, — я уж думал, сесть придется.
— Погоди, успеешь еще сесть, — шутил Николай, а Арсен смотрел на его довольное лицо и гадал, почему у них всегда такие плоские шутки.
Козлом отпущения сделали Рината, краями с ним прошла дочка Бессонова. Молодой Демидов, хоть и редкий засранец, сумел выторговать у нее подписанное признание, а дальше уже Ермак принялся аккуратно раскручивать перед широкой общественностью истинные родственные связи Ямпольских.
