Я показываю своим людям информацию на экране, и через две минуты они все переодеваются, хватают оружие, и мы уходим.
Я сажусь во внедорожник со Шрамом и Джио, а другие ребята берут другие машины. Мы мчимся по дороге. К счастью, сейчас поздняя ночь, поэтому пробок нет. Ну, здесь никогда не бывает пробок, и это хорошо.
Мне нужно добраться до нее как можно скорее, потому что если ее забрал мой дядя, то я не знаю, что он с ней сделает. Он сделает ей больно только потому, что, вероятно, подумает, что этим доберется до меня. Этого не будет.
Если тебя это не беспокоит, то почему ты бегаешь за ней, как будто от этого зависит твоя жизнь? — спрашивает мой внутренний голос.
Когда мы подъезжаем к тому месту, где она, я вижу, что был прав. Это район, где много заброшенных складов рядом друг с другом.
Мы паркуемся позади одного из них, самого дальнего от нее. Так нас никто не увидит. Я привел с собой двадцать человек, не знаю, сколько у моего дяди, но я убедился, что хорошо обучил своих людей, чтобы я знал, что мы можем взять все, что на нас нападет.
Как только мы выходим из машин, они все переодеваются и хватают свое оружие, прежде чем мы тихонько пробираемся к той, в которой она сидит. Она не уезжала отсюда с тех пор, как я впервые узнал ее местонахождение, я не уверен, что это хорошо это или плохо еще. Он мог не торопиться с ней, или она могла быть уже мертва.
Последняя мысль о том, что она мертва, вызывает у меня странное чувство, и я тут же останавливаюсь. Единственная причина, по которой я здесь ради нее, это чтобы я мог вернуть ее в особняк и продолжить ее наказания. Нет другой причины!
Мои люди врываются в двери склада, и как только они входят, начинается хаос и стреляют по всему пространству. Когда мы входим, мои люди убивают людей моего дяди одного за другим. Я стреляю одному из них прямо в лицо, и его голова взрывается, разбрызгиваясь по полу.
Моим людям требуется не более пяти минут, чтобы убрать всех мужчин, которые были здесь. Я слышу, как она испускает крик, и говорю своим людям, чтобы они позаботились обо всем здесь, прежде чем я помчусь туда, откуда донесся ее крик.
Я подхожу к коридору с дверями по обеим сторонам, и пока я пытаюсь понять, в какой комнате она находится, я снова слышу ее крик. Он доносится из комнаты в конце коридора, и я быстро иду к этой комнате.
— Я чертовски ненавижу тебя и всех проклятых мудаков, которые думали, что имеют право трахаться со мной без моего разрешения! Передай от меня привет Спенсеру в аду, придурок! Я слышу, как она кричит на кого-то, когда я приближаюсь. Через секунду щелкает. Как, черт возьми, она знает моего кузена Спенсера? Он мертв уже около четырех лет.
Поскольку мы никогда не были близки ни с моим дядей, ни с его семьей, все, что я знаю, это то, что он был убит. Скатертью дорога, если вы спросите меня, а я так и не узнал, что с ним случилось.
Я распахиваю дверь, и передо мной стоит мой член, готовый выскочить из штанов от того, насколько он горячий. Мой мертвый дядя лежит у ее ног с выпотрошенным животом, как и у моего брата. Она стоит там в одном лифчике и трусиках, вся в крови, похожая на мстительную королеву, готовую посеять хаос и убить всех своих демонов.
— Ты просто не можешь с собой поделать, не так ли? Всегда убиваешь людей.
— Нет, потому что я такая, верно? Убийца… — Она указывает в сторону с выражением опустошения на лице, и я вздрагиваю. После того, как мы поместили ее в кому, я избавился от всех зеркал в доме. Решил, что для нее было бы лучше не видеть эту метку из-за ее состояния. Несмотря на то, что она такая, и я не жалею, что вырезал на ее коже слово «УБИЙЦА».
— Вот почему ты избавился от всех зеркал в своем доме, не так ли? — спрашивает она, едва выговаривая слова сквозь рыдания, и теперь меня бесят эти бесполезные вопросы.
— Ну, это правда, ты, блять, убила моего брата! — кричу я ей.
— Я, блять, не убивала его! Я уже говорила тебе это раньше, но ты такой мудак, ослепленный местью, что тебе было все равно, невиновна ли я. Он убил твоего брата… — говорит она, указывая на моего дядю. — Он рассказал мне всю историю об убийстве Никко и вашей семейной вражде!
— Ты думаешь, я поверю, что это он убил моего брата?!
— Да! Потому что это то, что он, блядь, сказал, мудак! теперь она кричит, сильно разозлившись, если бы мне пришлось угадывать.
— Давай, черт возьми. Сейчас… — говорю я ей, теряя терпение от всего этого ненужного разговора.
— Как ты меня нашел? Я не отвечаю, что просто чертовски злит ее. — Клянусь Богом, если ты мне не ответишь, я тебя, блядь, пристрелю!
— У тебя в руке трекер. После того, как ты впервые попытался убежать в лесу, когда тебя вырубило из-за огнестрельного ранения, я приказал доктору всадить тебе рану в руку.
— Ты чертов сукин сын! Поэтому он убил и твою мать? Потому что она была такой же стервой, как и ты? Как она посмела говорить о моей матери. Я сейчас так зол, что даже не осознаю, что сдвинулся, приближаясь к ней.
— Не делай больше ни шагу, или клянусь этим несуществующим гребаным Богом, я тебя пристрелю! — шипит она на меня.
— Не будешь, разве ты не говорила, что любишь меня? Я насмехаюсь. По правде говоря, как бы она ни злилась, она, вероятно, прострелит мне задницу, но мне все равно, потому что необходимость поставить ее на место невыносима.
На секунду ничего, кроме печали, не меняет ее черты. — Почему меня так трудно любить? Почему все считают нормальным причинять мне боль, если я не сделал ничего плохого? Когда ее слова заканчиваются, секундой позже вся ее печаль исчезает, и мстительная королева, решившая победить, возвращается. — Я тебя больше не люблю, я тебя презираю! Ты просто еще один чертов монстр, которому наплевать на то, что ты делаешь с людьми и как ты их уничтожаешь.
— Ах, но тебе нравится, когда тебе больно, не так ли, детка? Разве не поэтому твоя киска всегда становится такой влажной из-за меня? Я насмехаюсь над ней, потому что это правда. Всякий раз, когда я причиняю ей боль, она кончает сильнее всего.
Я приближаюсь к ней, и прежде чем мы успеваем понять, что происходит, я слышу выстрел пистолета, который она держит в руке, и чувствую боль в плече. Теперь я взбешен, и когда я снова приближаюсь к ней, она нажимает на курок во второй раз, и я отшатываюсь назад.
Она бросается ко мне и прыгает на меня, мы оба падаем вниз, и она несколько раз ударяет меня прикладом по лицу. Мой ангел-мститель изливает на меня всю ее боль и ненависть, и к тому времени, как она закончила, я стону от боли.
Я не могу вспомнить, когда в последний раз кто-то стрелял в меня, и мне кажется, что сейчас это больнее, чем обычно. Я чувствую, как кровоточат пулевые раны, и знаю, что скоро потеряю сознание.
Она встает с меня и стягивает с меня пиджак. Он все еще чистый, на нем лишь немного крови, и она набрасывает его на свое почти обнаженное тело.
— Надеюсь, ты сдохнешь, бесчувственный ублюдок! — говорит она прямо перед тем, как выбежать из комнаты так быстро, как только может.
Я стону и переворачиваюсь, прежде чем встать. Я потерял кровь, но это еще не так много, чтобы убить меня. Мое лицо горит, и я чувствую, как оно уже распухло от ударов, которые она наносила прикладом ружья.
Я шатаюсь к двери как раз в тот момент, когда туда доходят двое моих людей, и как только они видят, в каком я состоянии, все бросаются на помощь, чтобы вернуть меня в особняк. Слава богу, ее цель — дерьмо, и она не получила ни один из моих жизненно важных органов.
— Кто-нибудь видел, как Эддисон убегала со склада? Все тупо смотрят на меня. Думаю, она была тихой и скрытной, когда ушла, но неважно, я найду ее достаточно скоро.
Прошло четыре недели с тех пор, как Эддисон надрала мне задницу, а затем исчезла. Мой дядя и все его люди были мертвы, и, прежде чем мы ушли, я приказал своим людям поджечь это место. По крайней мере, она решила одну проблему для меня, хотя мне хотелось бы помучить его самому.
