не ревную.
– И что, скандала не будет?
– Дорогая, я с тобой живу каждый божий день, знаю тебя, как самого себя, а вот твой отец еще на эти манипуляции ведется, но только потому, что у него опыта жизни с тобой маловато.
– На что это ты намекаешь? – она в его руках застыла, а потом расслабилась и позволила дальше мужу разминать ноющую поясницу.
– Я не намекаю, я тебе прямым текстом говорю, что этот твой контракт может гореть синим пламенем, но я тебя на переговоры не пущу.
– Причем тут это? – она вздрогнула, когда муж ее к себе на колени усадил и заглянул в глаза.
– Моя хорошая, ты меня откровенно на скандал провоцировала только с одной единственной целью: я начну орать на свою глубоко беременную жену, ты кинешься в слезы, мне будет стыдно за то, что я сорвался на тебя, и ты снова начнешь вить из меня верёвки, умотаешь заключать тот самый контракт. Но я тебя знаю, поэтому говорю: нет. Тебе рожать через две недели, какой к черту контракт?
– Ну, Костя, мне скучно. Илья уехал в языковой лагерь, ты работаешь, мне скучно.
– Ничего, скоро скучно уже не будет.
– Ты невозможный, знаешь?
– Ты тоже, но я тебя люблю.
– Знаю, – она вздохнула, откинулась к нему на грудь, поцеловала в шею и со вздохом призналась, – Я тебя тоже люблю, но имей в виду, если они упустят этот контракт, виноват будешь ты!
– Хорошо, значит, не упустят, Таня проследит.
На этом и сговорились.
А через две недели, на свет, в положенный срок появилась Алина Константиновна, абсолютно здоровая и рыженькая маленькая девочка, которая стала для всей семьи еще одним солнцем.
Конец.
Июнь 2017.
Ранее утро в чудном пригороде – это сказка.
Маришка еще ни разу не пожалела, что в какой-то момент Костя решил перевезти всю семью именно сюда.
Туман, мягким серым покрывалом, обнимал еловый лес, стелился по траве, покрытой капельками росы.
Красиво.
И очень спокойно.
На часах половина пятого, рассвет. А она не спит. Стоит на кухне, смотрит в большущее окно и пытается дышать глубоко, чтобы глупое сердце перестало «ломать» ей ребра, так сильно оно билось, стучало, как сумасшедшее, рвалось куда-то туда, в другой мир, где ее ждал уже совсем взрослый рыжий мальчик, с глазами отца и улыбкой матери.
Она никогда и никому не рассказывала, что видела По Ту Сторону. Не находила правильных слов и достаточно сил, чтобы поведать о том сокровенном и личном, что, сладкой болезненной занозой сидело в сердце.
Маришка говорила, что Там ничего не было. Пустота. Просто Пустота.
Она врала. Безбожно и нагло скрывала правду. И сама старалась не думать о том, что видела и прожила.
Возможно, это просто была реакция ее сознания на травму, попытка защитить и дать телу реабилитироваться, отдохнуть? Чтобы Маришка подольше не возвращалась в реальность. Не волновалась о том, что происходит.
Кто знает, что это было на самом деле?
Игры разума или что-то мистическое, непонятное и неосознанное, людьми, до конца?
Она так старательно налаживала их новую жизнь, училась быть мягче, нежнее, что ли.
Маришка любила свою семью, они ждали пополнения. Девочку. И ей было так страшно, что все может повториться. От этой мысли у нее начинала кружиться голова, болело сердце…, а Костя… он загонял себя работой, хоть и трудился теперь преимущественно дома,– ему тоже было страшно.
Но он мужчина, ему нельзя проявлять слабость, и Маришка закрывала глаза на все его попытки спрятать ужас, пробирающий до печенок. Тем более, что волновался он не только за Алинку, но и еще за нее саму: за ее здоровье и ее жизнь.
Сегодня ей приснился сон, кошмар. Очнулась вся в поту, хватая ртом воздух, и со слезами на глазах.
Ей снился ее первенец. Ее малыш…
Костя проснулся от какого-то странного ощущения, и только, нашарив по левой стороне от себя пустоту, вместо жены, понял, что его начало тревожить еще во сне.
Маришка в последнее время какая-то дерганная. Нет, оно, конечно, неудивительно,– вся семья жила, как на пороховой бочке: нервничали, переживали, заваливали его сообщениями, вопросами. Марину не трогали, не хотели беспокоить, зато его дергали. Он понимал, что все тоже волнуются о ней, о малышке, об Илье. Даже о нем самом. Но, черт, как же его задрало все это.
Сам на нервах. Не железный и не бесчувственный.
И страх жил глубоко в душе. Мерзкий и липкий. Иногда Костя думал, что зря, зря поддался на уговоры Солнца и надо было заставить ее сделать аборт.
Потерять ее снова он не мог. Он бы не пережил этого.
Но Марина его уговорила. Попросту приперла к стенке и заставила принять факт своей беременности.
И теперь они ждали пополнение. Имя даже выбрали.
Алина.
Алина Константиновна.
Он был рад. Счастлив безумно. Безудержно даже. И в равной части настолько же ему было страшно.
Поэтому, не обнаружив жену в такую рань в постели, весь в момент покрылся липким холодным потом страха и побежал искать свою благоверную.
Стояла Маришка у окна на кухне, прижималась лбом к холодному стеклу и рефлекторно поглаживала свой огромный животик.
Она была прекрасна.
Самая красивая женщина в мире.
Темные волосы отросли ниже плеч, фигура стала такой женственной и притягательной, что ему приходилось постоянно себя одергивать и не лапать ее, как последнему маньяку. И глаза. Самое прекрасное изменение было в ее глазах.
То, как она смотрела на него.
Во взгляде, даже во время ее злости или обиды, всегда светилась любовь.
От этого у него сносило крышу. И Костя готов был сделать все, что угодно, лишь бы она никогда не прекращала так на него смотреть.
– Мариш, детка, что случилось? Тебе плохо?
Она услышала его шаги и улыбнулась. Знала, что долго без нее он спать не сможет, но все равно пока не была готова говорить,– слезы мешали.
– Все в порядке, просто не спится, – его руки уверенно обняли ее, прижали к горячему телу, накрыли большой живот.
– Пинается наша Рыжуля, – с улыбкой заметил, поцеловав ее в обнаженное плечо, – Что с тобой?
Она резко развернулась к нему лицом и заглянула в любимые глаза, спросила требовательно:
– Ты веришь, что Там, – она глазами показала наверх, – что-то есть? Веришь?
– Ты пугаешь меня, Марин! – он выглядел всполошенным и серьезным, – Тебе что-то приснилось?
Она раздумывала долго, вглядывалась в его глаза, пытаясь решить: говорить или нет?!
Костя
