— Гена, очень срочно! Оставь свои обиды дома и немедленно спускайся!
Горожанинов так и не ответил, молча повесил трубку. Однако Лариса почему-то была уверена — придет. Он обязательно придет, иначе просто не может быть!
И действительно, минут через десять тишину разорвал охрипший за шесть лет бездействия звонок.
Гена за прошедшие годы осунулся, несколько обрюзг, потерял былой шарм. Глаза стали какие-то тусклые, в волосах тут и там сквозила ранняя седина. Не сказал ни слова, прошел молча в комнату, сел в пыльное, как и все вокруг, кресло, и лишь тогда взглянул вопросительно, но опять же молча.
Вместо ответа Лариса подала ему два одинаковых сарафана. Тот покрутил их в руках, не понимая, что это такое. Тогда Лариса протянула ему две фотографии:
— Узнаешь?
Горожанинов стиснул зубы. Лариса удовлетворенно кивнула:
— Узнаешь. Из-за этого ты отказался жениться? Из-за этого, да?
Все так же молча Гена кивнул, отведя взгляд в сторону.
— Поверил в эксклюзивность? Впрочем, в то время у меня тоже не было повода не верить этому. Но их оказалось два, смотри, — Лариса кивнула на заветные тряпочки с цепочками в его руках.
Горожанинов снова их покрутил, на этот раз внимательнее. Расправил один, взял за лямочки, отставил чуть в сторону. Повторил со вторым тот же номер, недоуменно уставился на Ларису.
— Да, их оказалось два. Но я этот сарафан ни разу не одевала — он для меня слишком открытый, я бы ни за что на свете не отважилась его надеть.
— А это? — Гена взглядом указал на фото.
Ларису немного огорчило его непонимание. С некоторой досадой она объяснила:
— Гена, если я не одевала этот сарафан, как я в нем могла оказаться на этом фото?!
Горожанинов возмутился:
— А кто же тогда?! Я же видел тебя своими собственными глазами! Вот же, вот, это же ты, смотри!
Он протягивал фотографии в пространство, не поднимаясь из кресла. Слепо тыкал их впереди себя и повторял без конца:
— Это же ты, ты! Смотри, это же ты!
— Если бы это была я, Гена, зачем бы я сейчас пришла? Сейчас, через семь лет? Зачем сама показала бы тебе фотографии, доказывающие продажность моей натуры?! Ты видел ее лицо? Не мое — ее, той, которая на фото?! Ты не мог видеть ее лица, потому что тогда ты не смог бы принять ее за меня! Они очень четко все спланировали и отрепетировали, она ни в коем случае не должна была повернуться к объективу лицом, потому что она совсем не похожа на меня, совсем-совсем, нисколечко! Теперь понимаешь, как жестоко тебя разыграли?
Горожанинов на мгновение задумался, потом спросил не совсем уверенно, но грозно:
— Кто?!!
— Думай, Гена, думай! Кто был рядом с тобой в тот момент? Кто привел тебя туда, в это место, чтобы ты увидел то, что тебе назойливо хотели продемонстрировать? И кто женился на мне вместо тебя?! Угадай с трех раз, кому все это было нужно?!!
Гена поразился:
— Валерка? — спросил недоверчиво. — Нет. Да нет же, чушь какая! Зачем ему это было надо?! Глупости! Да Валерка же…
И осекся. Неужели правда? Неужели его жестоко обманули, предали? И кто? Лучший друг?!!
— Но зачем? — он все еще отказывался верить в очевидное. — Я не понимаю, зачем?!!
Лариса вздохнула:
— Я тоже не понимаю. Еще сегодня утром я могла бы ответить — из-за любви, потому что он меня сильно любил. Но теперь оказалось, что он любил совсем не меня…
— Тогда зачем? И кто это на фотографии, если не ты?
— Вот на этот вопрос я могу ответить. Это Кристина, его любовница. Это она мне все рассказала, я только что от нее.
— Любовница? — недоверчиво переспросил Гена. — У Валерки есть любовница?!
Лариса возмутилась, обидевшись за родного мужа:
— А почему это тебя так удивляет? Ты полагаешь, у него не может быть любовницы?
Потом, поняв, что защищает подлого предателя, усмехнулась невесело, вздохнула:
— Да, Ген, я и сама до сегодняшнего дня была уверена, что он меня любит. А оказалось, что они уже четырнадцать лет вместе…
— Чушь какая, — не согласился Горожанинов. — Если они к тому времени давно были в близких отношениях, зачем ему понадобилось все это устраивать?! Он бы спокойненько женился на ней — и дело с концом.
— Да, Ген, я этого тоже не понимаю, мне тоже это кажется таким нелогичным… Но ничего не поделаешь, это правда. Я, пожалуй, и сама засомневалась бы в ее рассказе, но понимаешь ли, в чем дело… Я ведь застала его там. Вернее, это он меня там застал… Ой, нет, вконец запуталась! Короче, она мне все рассказала, я уже собиралась уходить, и как раз пришел Валера. К ней, в этот вертеп! Видел бы ты эту квартирку! Не дом — один сплошной будуар, все такое розовое, зефирно-приторное, в рюшечках, в бантиках — так противно! Только заходишь на порог, и тут же понимаешь, что здесь не живут, а лишь предаются разврату! И тут в это розовое логово заходит мой муж…
До Горожанинова, кажется, только сейчас начал доходить истинный смысл ее слов. Не про розовое логово, не про вертеп. Про то, как жестоко его разыграли, как безапелляционно изломали, искрошили в стружку, в труху его жизнь. Нет, не его — их с Ларисой жизни!
— Значит… Постой, выходит…
Он задумчиво смотрел на Ларису, и никак не мог закончить, выразить свою мысль вслух, только вновь и вновь поражался открытию.
— Получается, что ты… Ты никогда не…
Лариса пришла ему на помощь:
— Да, Гена, я никогда не занималась такими гадостями. И я никогда не изменяла тебе…
Тут уже она стушевалась, вспомнив, что семь лет кряду спала в одной постели с другим мужчиной, с предателем, и иногда даже не просто спала, а…
— Ну, если не считать того, что было после замужества, — вышла она из сложной ситуации. — А на тот момент, Гена, я была тебе верна. Я любила тебя безумно, мне никто, кроме тебя, не был нужен…
— А как же… — Гена все еще сомневался. А может, разыгрывали его не тогда, может, это сейчас его жестоко разыгрывают? — Тогда почему же ты вышла за Валерку? Если любила меня — почему же ты вышла за Валерку?!
Лариса возмутилась:
— А сам не понимаешь?!! А что мне еще оставалось делать?! Я, между прочим, едва не сиганула с четырнадцатого этажа! Если бы Валерка не успел, если бы пришел хотя бы на полминуты позже — сейчас с тобой разговаривал бы очаровательный разложившийся трупик несостоявшейся супруги!
Помолчала несколько мгновений, вспоминая, как едва не сошла с ума в то памятное утро, добавила после тяжкого вздоха:
— Я не хотела жить… Было так больно… Я ведь не понимала причины. Мы не виделись с тобой всего лишь один день — помнишь, я накануне с родителями была у родственников допоздна? А утром ты позвонил. Я думала, ты шутишь, а ты и не думал шутить… Тогда я и… Даже записку родителям написала: простите, мол, не поминайте лихом… Уже ногу занесла, вот тогда Дидковского и принесло. Если бы я знала, что это он — не открыла бы, сиганула с балкона. Надеялась, что это ты одумался… А он… А он предложил замечательный выход, чтобы на меня не тыкали пальцами…
