Он смотрел в ночь. В квартале горело всего несколько окон. Болела голова, знобило. Ему не следовало ничего говорить о Бене, он обещал Хенку и все эти годы сдерживал обещание. Потеряв самообладание – этот человек раздражал его! – он ничего не добился. Это дело было прошлым. Прошлым. А что теперь делать с Мариан?
Он встревожился. Вдруг он почувствовал тишину в доме. Он вспомнил о шкафе с лекарствами – кто знает, на что она способна сейчас! – и бросился в спальню.
Она лежала на постели, полуголая, в разорванном платье. Около корзины для бумаг кучкой лежала одежда: шерстяной костюм, украшенный норкой, черное бархатное платье, белый летний костюм и другие вещи, купленные в магазине у Ли. Он поднял и аккуратно положил их на стул.
Потом он подошел к кровати; Мариан лежала, подогнув колени, волосы упали на лицо, в руке мокрый скомканный носовой платок. Она рыдала; рыдания сотрясали ее хрупкие плечи.
Он понимал, что должен испытывать раскаяние, но не испытывал его. Он чувствовал жалость к Мариан, хотел ее утешить. Он протянул руку и прикоснулся к ее голове.
Она подняла глаза:
– Почему ты это сделал? Почему, Поль? Ты, должно быть, ненавидишь меня!
Ненавидеть ее! Она так ничего и не поняла.
– О, моя дорогая! – сказал он. – Это не имеет ничего общего с моими чувствами к тебе. Это просто время и обстоятельства. Плоть, если хочешь, так назови это. Но не сердце.
И в этом, подумалось ему, больше правды, чем лжи.
Мариан прошептала:
– Гнев прошел теперь. Я могла бы убить ее и тебя… И вдруг все прошло, исчезло. Я разбита. Я ничто.
– О, Мариан, – сказал он. Он понимал, что должна сейчас переживать эта чопорная, бездетная, неврастеничная, холодная женщина, так и не познавшая подлинного смысла жизни. «Не ее вина, не ее вина», – говорил он себе, гладя ее по голове.
– Я ничто, – повторила она.
Он почувствовал комок в горле, бессильную боль. Ни одно человеческое существо не должно так чувствовать.
– Как ты можешь так говорить о себе? Ты добрый, хороший, ценный человек. Подумай, сколько у тебя друзей. Люди восхищаются тобой, кроме того, ты красивая женщина.
Она вытерла глаза.
– Я не знаю. Ты действительно так думаешь?
– Конечно. – Он попытался придать голосу жизнерадостность. – Ты знаешь мою слабость к искусству.
Думаешь, я бы женился на тебе, если бы ты не льстила моему вкусу?
Ее губы тронула слабая улыбка.
– Но тогда я не понимаю. Почему Ли? Она не красавица.
И пока он придумывал ответ, она сама дала его:
– Просто секс, мне кажется. Это животная природа мужчины.
– А, да.
– Мне иногда тяжело, как женщине, помнить, что ты другой. Секс для мужчины значит намного больше, чем для женщины.
Она действительно все еще в это верила.
– Я рад, что ты можешь так смотреть на эти вещи, – мягко сказал он. – Думаю, если ты будешь напоминать себе об этом, когда-нибудь мы сможем забыть о сегодняшнем эпизоде.
– Я попытаюсь.
Она встала, подошла к зеркалу.
– Я ужасно выгляжу. Я разорвала платье, а оно новое.
– Не обращай внимания. Завтра купи другое.
– Но не у Ли. Клянусь, я никогда больше не появлюсь у нее.
– Я понимаю. Так будет лучше для всех.
– А что насчет тебя?
– Все кончено, я сказал тебе. Она вцепилась в его руку:
– Поль… но если когда-нибудь опять случится это?
– Нет, нет. Этого больше никогда не случится.
– Почему? Ты мужчина. О, если ты когда-нибудь оставишь меня, я этого не вынесу, Поль! Мы так долго вместе, всю мою жизнь, с тех пор, как я выросла.
Ты еще ребенок, подумал он. И у него снова сжало горло.
– Даже когда я во Флориде, я знаю, что ты здесь. Я бы не уезжала. Я не поеду, если ты не захочешь.
– Все в порядке, все хорошо. Мне хочется, чтобы ты получала удовольствие.
– Что бы я делала без тебя? Не оставляй меня, Поль. Обещай, что не оставишь. Скажи это.
Ее опухшее, заплаканное лицо вызывало жалость.
– Я не оставлю тебя, – произнес он.
– Никогда? Что бы ни случилось?
– Что бы ни случилось. Но ничего не случится, сказал я тебе. Пойди умойся, расслабься и пойдем спать. Нам обоим нужен сон.
По пути в ванную комнату Мариан что-то вспомнила:
– Это правда о Бене и Донале? Они ужасно поссорились в тот день?
– Совершенная правда.
– Можешь сказать, откуда ты узнал?
– Нет. Мне не следовало сегодня говорить того, что я сказал. Это бесполезно, и, кроме того, я дал слово.
– Тогда ты действительно считаешь, что Донал… Поль угрюмо проговорил:
– Ты бы лучше забыла про это, Мариан, как будто никогда не слышала.
– Конечно. Но как ужасно для Мэг! Как ты думаешь, что она будет делать?
– Не имею представления…
Думы долго не давали заснуть Полю. Бен, Донал, Ли, Мариан, Мэг – все кружились в голове. Потом среди сумятицы мыслей о событиях прошедшей недели в голове родилось странное предположение, что муж Анны умер, она свободна и пришла к нему. Что тогда делать ему с Мариан? Фантазии измучили его вконец.
Всю дорогу домой Мэг молчала, сознавая, что только присутствие детей сдерживает Донала. Она была так потрясена, что чувствовала острую боль в сердце. Беда! Снова и снова она вспоминала вечер, начиная с того ужасного момента, когда Поль вышел из комнаты.
После неприятного инцидента за столом гости продолжили как ни в чем не бывало разговор. Они подчеркнуто оживленно рассуждали о киноактерах и предстоящей выставке Пикассо в Музее современного искусства. Но Мэг с пылающим лицом молчала, избегая встречаться взглядом с другими из опасения, что могут прочесть ее мысли.
Потом этот взрыв в гардеробной. Неприкрытая ненависть к Полю ее мужа. А почему? Потому что Поль знал…
Резкий белый свет в туннеле осветил ее руки, в отчаянии сжатые на коленях. Рядом с ней на боковом сиденье Донал напряженно смотрел вперед, плотно сжав рот – он был все еще сердит, вероятно, и на Агнесс, которая раскрыла то, что не должна была знать Мэг. Так что даже в совершенном браке, при ночной любовной связи, остаются скрытыми какие-то вещи… Не делала ли и она так же?
И пока машина мчалась по туннелю, она неожиданно вспомнила, как сидела в отчаянии и страхе на скамейке у музея на Пятой Авеню, потом пошла к Ли. Это Ли послала ее к врачу и спасла ее от сумасшествия, сохранила для нее возможность счастья с Доналом. И если это правда про Поля и Ли, ее это не касается, потому что она любила этих добрых людей.
В спальне Донал заговорил:
– Что за странное представление устроил твой любимый кузен!
Не отвечая, Мэг продолжала спокойно раздеваться. Она повесила в гардероб платье и, сняв тяжелое колье, убрала его в коробку.
– Ты всегда считала его святым, не так ли? Я мог бы рассказать тебе о нем уже давно, если бы не был джентльменом.
