– Ему еще год учиться. Это успокаивает.
– Да, а потом еще и аспирантура. Он копит деньги, так что он не сделает… этого, ведь правда?
Дэн не ответил.
Лия пела в своей комнате. С улыбкой Фредди отложил греческий текст, над которым работал, и вслушался. Она пела арию из «Аиды», лишь слегка фальшивя. Ему вспомнился тот чудесный день, во время рождественских каникул, когда он пригласил ее в театр на эту оперу. Она тогда была совершенно очарована. Вначале он намеревался сходить с ней куда-нибудь и в эти каникулы, но близились экзамены, и ему была дорога каждая минута.
Он прикрыл глаза и откинулся на спинку кресла. Чтение греческих букв было все-таки весьма утомительно, что бы там ни говорили другие. И все же собственное знание этого удивительного древнего языка приводило его в восторг. Он старался проникнуть в этот древний мир, ощутить его каждой клеточкой своего существа, иногда ему казалось, что он действительно его видит, бронзовый, сверкающий, солнечный; мысленно он касался горячих камней его варварских храмов и слышал голоса его философов. И он снова улыбнулся, вспомнив на этот раз происходившие между ним и Джеральдом в Кембридже бурные дискуссии о том, что лучше, посвятить себя классике или стать специалистом по истории средних веков. Ему не хватало этих разговоров, как не хватало и самого Джеральда, о котором он вспоминал одновременно с радостью и горьким чувством невозвратимой потери. Часто, когда какая-нибудь книга, человек или событие привлекали его внимание, он спрашивал себя, а что подумал бы об этом Джеральд… Интересно, мелькнула у него мысль, что сказал бы Джеральд о его маленькой Лие, которая в своей прямолинейности и жизнерадостности была столь непохожа на англичанок?
Из ее комнаты доносился сейчас шум и стуки. Внезапно раздался ужасный грохот и вслед за тем восклицание:
– А, черт!
Фредди вскочил. Сквозь полуоткрытую дверь комнаты он увидел ее сидящей на полу рядом с перевернутым ящиком комода, содержимое которого было разбросано повсюду вокруг нее. Сама она хохотала.
– Какая же я дура! Он застрял, и я слишком сильно его дернула!
– Позволь, я помогу! – он начал собирать разбросанные на полу вещи; затем, увидев, что было у него в руке, поспешно разжал пальцы. – Может, ты лучше сама… – смущенно начал он, но его прервал новый взрыв смеха.
– Да уж, лучше я сама, если пара шелковых штанишек способна так вогнать тебя в краску! Посмотри-ка на себя!
Вместо этого он посмотрел на нее. На ней был халат, вероятно банный, решил он, но такой, какого ему еще никогда не приходилось видеть, ни на матери, ни на бабушке. Он был нежно-голубого цвета и отделан по вороту и низу такими же голубыми и необычайно красивыми перьями; когда, вставая с колен, она слегка наклонилась вперед, он распахнулся наверху и ее груди тяжело качнулись под шелком.
– На что это ты там уставился, Фредди?
– На то, что на тебе, на эти перья, – смущенно ответил он.
– Это марабу и халат ужасно дорогой. Моя хозяйка отдала его мне, так как кто-то прожег в нем на спине дырку горячим утюгом. Тебе он нравится?
– Очень красивый.
Он неотрывно следил за ней глазами, пока она, быстро двигаясь вокруг него, складывала вещи в ящик. Когда она закончила, он поднял ящик и снова вставил его в комод.
– Что ты собираешься сейчас делать? – спросила она.
– Снова заниматься, наверное.
– А, может, хватит? Ты всю неделю ничего другого и не делал, только занимался.
– Я знаю, но тут уж ничего не поделаешь. Я должен.
– Отдохни несколько минут. Выпей со мной чаю с пирогом. Мне одной ужасно скучно.
– Почему же ты тогда не отправилась вместе с отцом и матерью в театр? У них ведь был для тебя билет.
– Я лучше побуду здесь с тобой.
Он понял, что на этот раз она говорит совершенно искренне, а не поддразнивает его, как обычно. Когда она начала его поддразнивать? Невозможно было ответить на этот вопрос точно; все происходило так постепенно. Одно он знал наверняка: она была сейчас совершенно другой Лией, не той, с которой он вырос.
– Я все приготовлю и принесу на подносе в твою комнату. Так будет намного приятнее, чем на кухне.
Он ждал ее, испытывая необычайное возбуждение. А это когда началось? Ощущал ли он нечто подобное и раньше, или это чувство возникло в нем лишь сейчас, когда она позволила ему увидеть свои груди?
Она с грохотом поставила поднос на стол, взмахом руки отодвинув в сторону книги. Шумная и быстрая во всем, что бы ни делала, она его просто зачаровывала. Это потому, подумал он, что мы с ней абсолютно непохожи друг на друга; хотел бы я быть таким же решительным и уверенным в себе, как она.
Во время еды они почти не разговаривали, она – потому что была голодна, он – потому что в голове у него продолжали вертеться все те же мысли. Когда они закончили, он вдруг совершенно неожиданно для себя тяжело вздохнул.
– В чем дело, Фредди? Почему ты вздыхаешь?
– Иногда со мной бывает такое.
– Почему? Разве ты не счастлив?
– Иногда я чувствую себя счастливым, иногда – нет.
– Но это естественно, не так ли? – она облизала губы, к которым прилипли кусочки глазури, и смахнула с подола крошки. – Невозможно быть счастливым все время. Хотя, если кто и должен им быть, так это ты. У тебя есть все.
– У меня? – переспросил он удивленно.
– Да. Начать с того, что ты красив. Не маши на меня, не маши. Ты красив, и должен знать это. Ты также умен, образован и элегантен. Хотелось бы мне обладать твоей элегантностью, но к сожалению, этого никогда не будет.
Он покачал головой.
– Смешно, но я только что думал о том, что мне хотелось бы походить на тебя.
– Я этому не верю! В чем, ради Бога?
– Ты такая уверенная.
Лия продолжала настаивать на своем:
– У тебя есть родители, дом, который ты по праву можешь назвать своим. Ты что, не понимаешь ценности всего этого?
Фредди не ответил; чувства его были в полном смятении. Напряжение, которое он испытывал, находясь с ней вдвоем в своей собственной комнате, не покидавшее его странное возбуждение, тоска, вызванная какими-то непонятными, смутными желаниями – все это повергло его в совершенное замешательство.
– Я понимаю, – произнес он наконец. И неожиданно для себя добавил: – Не всегда все обстоит действительно так, как нам кажется.
Губы Лии скривились в иронической усмешке.
– Банальное замечание, – проговорил он извиняющимся тоном.
– Я улыбнулась совсем не поэтому. Просто мне вдруг вспомнилось, как однажды твой отец сказал мне почти то же самое. И на мгновение ты выглядел совсем как он.
– Надеюсь, ты не думаешь, ради Бога, что я похож на него?
– Нет, не очень. А что, это было бы ужасно, если бы ты на него походил?
