— То есть, Алина…
— Она ни секунды не держала нашего сына на руках! И никогда не кормила его. Сразу после родов ей ставили препараты, прекращающие лактацию и запрещали приходить к детским боксам. Тем более, перед родами у неё была кратковременная депрессия: даже зная, что это не родной ребёнок, ей было тяжело от него отказаться. Алина попросила, чтобы ты не приходила к ребёнку, потому что ей и так тяжело — девять месяцев носить в себе, а потом отдать другой. В общем, это ваши женские заморочки. Я пообещал, но ты напросилась, и была та ужасная сцена. В этот же день я рассчитал Алину, и она уехала в свой город. Елену Михайловну мне помогли найти в Центре Планирования, у неё своих двое, младшему восемь месяцев, она отлучила его от груди, и теперь кормит нашего. Семье нужны деньги, а ты понимаешь, что я плачу очень щедро! Предваряя вопрос — нет, они живут отдельно, в пригороде. Ухаживать за маленьким и присматривать за старшей дочерью ей помогают мама и сестра. Ну и муж, конечно. Тут всё без проблем и подводных камней!
— Даня — наш сын? Правда? Мой и твой? — от потрясения Стелла не могла говорить, только шептала.
— Да, Стелл, твой и мой. Если хочешь, можешь тест сделать.
— И ты… всё это время… А я с ума сходила, думала, что не нужна, что лишняя…. Что никогда… говорил, что у Алины либидо… ГАД!!
Женщина вскочила, подлетела к мужу и принялась бить его кулачками — по плечам, по груди, по голове — куда попадётся. Отбивая руки себе, плача и ругаясь, как грузчик. Виктор терпел, потом одним движением скрутил, прижал и обнял так, что не вырваться.
— Всё, Стелл, всё! Прости дурака! Я люблю тебя, так люблю, а ты была, как замороженная. Да, я дурак! Испугался, что ты уйдёшь. Что решишь, раз не можешь от меня родить, значит, я тебе стану не нужен. Прости, что ничего не сказал про яйцеклетки! Привык всё важное решать сам, ни с кем не советуясь, а потом уже поздно было. Да и страшно. Как говорил — боялся дать надежду, вдруг потом ничего не получилось бы? Видел, что ты отдаляешься, и гнул своё, надеясь, что ты вспылишь, проявишь чувства, заревнуешь и признаешься себе и мне, что любишь. Что не хочешь расставаться.
Они просидели так не меньше двух часов, в течение которых Стелла то рыдала, то пыталась его ещё побить, пока оба окончательно не выдохлись. И не заснули одетыми, прямо там, где обоих сморил сон, крепко вцепившись друг в друга.
Когда она открыла глаза, то первую секунду не понимала, где находится, что случилось, почему так болит голова, а в глаза будто песок насыпан. А потом взгляд сфокусировался на соседней подушке, где обнаружился спящий Доминин, и Стелла всё вспомнила.
У неё есть крошечный сын! И муж её любит, только, вот же медведь неуклюжий, вместо того, чтобы признаться, устроил ей эмоциональные качели. На ревность он её выводил… Боялся, что не перенесёт возможной гибели плода, если будет знать, что Алина носит их родного ребёнка! Придурок, что тут скажешь!
Но, господи, как же легко ей теперь дышится! Несмотря на воронье гнездо на голове и щёлочки вместо глаз из-за многочасовых рыданий. Несмотря на испорченное платье и отпечаток подушки на щеке.
Она — мама!
Вскочив, женщина бросилась в ванную, прислушиваясь, что происходит в квартире. Но малыш, видимо, спал, потому что из второй спальни не доносилось ни звука.
В зеркале показывали ужасы, и Стелла, ахнув, принялась возвращать себе человеческий вид. Не может же она идти к сыну в таком виде?
Она досушивала волосы, когда дверь открылась, и в проёме нарисовался изрядно помятый Доминин.
— Ты как? — внимательный взгляд.
— Лучше, чем выгляжу, — ответила Стелла. — Хочу познакомиться с сыном. Тебе тоже бы привести себя в божеское состояние, испугаешь ребёнка. Да и кормилице тоже стрессы ни к чему. Кстати, мы с выяснениями отношений совсем забыли — у Елены Михайловны есть еда? Она же кормит, ей нужно очень хорошо питаться!
— Полный холодильник, — довольно блеснув глазами, ответил Виктор. — Ещё вчера, пока тебя ждали, я организовал доставку продуктов. Кстати, ты почему телефон не брала? Я его оборвал, раз сто позвонил, не меньше!
— Ты звонил? — Стелла виновато моргнула, вспомнив, как сбежала из квартиры, оставив сотовый.
— Да, сразу, как самолёт сел. Но ты не отвечала, поэтому поехали сюда так, без предупреждения. Ладно, мы оба хороши. Пошли знакомиться с нашим Данькой!
Стелла ещё раз бросила взгляд в зеркало и уже сделала шаг к спальне, как её посетила новая мысль.
— Вить, ты говорил — восемь яйцеклеток? Шесть, можно сказать, истратили, а две ещё остались? Где они?
— В этом-то и состоит вторая новость, которую я тебе вчера не успел сообщить, — пробормотал Доминин. — Понимаешь, мы решили подстраховаться, вдруг что-то случится, и первый плод погибнет. Поэтому несколько месяцев назад врачи разморозили эти яйцеклетки, оплодотворили их и, когда они поделились, вживили их ещё одной суррогатной матери.
— Опять две??
— Да, как мне сказали, это обычная практика. На случай, если одна не приживётся, как было с беременностью Алины.
— И что случилось дальше? — Стелла насторожилась, уж больно виноватый вид был у её мужа. Виноватый, но дово-о-льный…
— Знаешь, такое тоже бывает, но нечасто. Они прижились обе!
— И? — она боялась поверить…
— И через пару недель у нас будут Наташка и Машка. Ттт, — Виктор поплевал через плечо и постучал по косяку. — Понимаешь, что нам без мамы — никак? Но наша мама взяла и собралась разводиться. Поэтому я взял Даню и полетел следом.
И Стелла снова расплакалась, только это были лёгкие и счастливые слёзы.
— Доминин, ты такой дурак, но я всё равно тебя люблю! Как быстро мы можем вернуться домой?
— В любое время, как ты скажешь, — ответил Доминин. — Это же наш самолёт — сели и полетели.
— Тогда я пошла знакомиться с сыном, а ты звони и командуй, чтоб заправлялись, и что там ещё нужно, чтобы самолёту дали разрешение на взлёт? — и Стелла направилась во вторую спальню.
Подошла, послушала и тихонько поскреблась.
— Можно? Елена Михайловна, вы не спите?
— Входите. Мы как кряхтим, вот-вот проснёмся!
— Доброе утро, — она чувствовала себя не слишком уверенно — вдруг кормилица вчера слышала их концерт? Даже наверняка слышала — в одной квартире-то! Чёрт, впервые ей было мучительно стыдно перед другим человеком… Нет, не впервые, были ещё люди, перед которыми она испытывает неведомое ранее, но от этого не менее жгучее чувство стыда, правда, заочно, не видя их глаз. А тут — всё перед ней.
— Знаете, я так крепко сплю, просто ужас! Даня, конечно, спокойный мальчик, но даже спокойный грудной младенец легко доведёт взрослого до изнеможения, — неожиданно произнесла няня. — Только голову опущу на подушку — сразу выключаюсь, и хоть пушкой над ухом пали — не услышу. А Даня закряхтит — немедленно просыпаюсь. Только им издаваемые звуки и слышу, а всё остальное проходит мимо меня.
И кормилица улыбнулась.
У Стеллы отлегло от души — правда или нет, но Елена Михайловна ясно дала понять, что ничего не слышала — спала. Значит, можно на эту тему больше не комплексовать. Она ответила няне улыбкой и с замиранием сердца подошла к детской переноске.
Малыш ещё спал, но уже был на грани между сном и явью. Возможно, ему требовалось сменить подгузник или он проголодался, в любом случае, его что-то беспокоило, но сон пока не отпускал. Крошечное личико хмурилось, губки кривились, потом гримаска разглаживалась, и несколько секунд мальчик ровно сопел. Но потом снова принимался ёрзать, кряхтеть и сдвигать бровки. И снова расслаблялся.
Проделав это два или три раза, Данила, наконец, решился — нижняя губа малыша выпятилась вперёд, мальчик несколько раз обиженно всхлипнул и заревел. Из-под закрытых век покатились слёзы, личико покраснело, голос набрал высоту и мощь.
— Не иначе, певец будет. Вон какой голосина! — восхитилась няня. — Плачет редко, зато на всю катушку.
