стали совершенно чужими людьми. Отец требовал все больше подчинения. Мне же хотелось свободы. Даже драки в клубе были своеобразным вызовом ему. Его бесило это занятие.
— Меня оно тоже бесит.
Морщусь. Не хочу иметь ничего общего с Фаридом. От одной мысли о нем охватывает тошнота.
Наверное, он болен. Сошел с ума. Когда это случилось? Почему? Скорее всего от пресыщенности, вседозволенности. Свою семью Фарид растоптал собственноручно. Предал жену. Упустил момент, когда дочь превратилась в убийцу.
Мы избегаем одной темы — Саиды. Понимаю, что никогда не смогу ее простить. Но лишать себя любви из-за ненависти тоже не собираюсь.
Арслан пообещал, что не тронет меня и выполняет это. Но в какой-то момент тянусь к его лицу губами, не в силах устоять перед искушением. Сначала касаюсь ямочки на подбородке. Щеки. Мочки уха.
— Решила проверить меня на прочность? — Арслан отстраняется, затем резко переворачивает меня на спину. Нависает надо мной. Черные глаза впиваются внимательным колючим взглядом. Меня бросает в жар.
— Не знаю, — смущаюсь. Снова подаюсь к нему и Арс больше не сдерживается, со стоном впивается в мои губы. Сначала старается быть нежным, и я податливо льну к нему, понимая, что сейчас мне необходимо все это. Это и анестезия, и катарсис одновременно. Вся тяжесть уходит на второй план. Арслан проводит ладонями по моей груди, я вздрагиваю от удовольствия. Прижимает сильнее к постели, распахивает на мне халат. В ответ тянусь рукой к молнии на его брюках. Лихорадочно, нервно, избавляем друг друга от одежды. Как обычно неизменно любуюсь его развитой мускулатурой, бронзовой кожей. Арс отвечает тем же, оглядывает так жадно, что смущаюсь. Пресекает мой порыв закрыться. Наклоняется надо мной, прижимает мои руки к постели.
— Хочу тебя видеть, — стонет мне в губы. — Моя красивая, совершенная девочка.
Схожу с ума от грубоватого напора, как жестко обхватывает мои запястья. Раздвигает бедра коленом, прокладывает дорожку поцелуев ниже, между грудями. Горячее дыхание касается обнаженных сосков, чувствительных, напряженных, и я невольно выгибаюсь навстречу, подавая себя. Начинает осторожно покусывать мои соски. Выгнув спину, нетерпеливо ерзаю, выгибаюсь, постанываю. Неожиданно резко Арслан отрывается от меня
— Прости. Ты заставила меня потерять голову. Я ведь обещал, что не трону.
Провожу пальцами по его подбородку, по твердому изгибу рта. Тянусь к нему губами.
— Я хочу тебя, Арслан. Ты мне нужен…
— Я безумно тебя люблю, Ульяна.
Краснею, дрожу, не знаю, что ответить на это. Арслан говорит все это настолько проникновенно.
— Я люблю до сумасшествия, — вторю шепотом. — Для меня не существует никого, кроме тебя.
— Ты нужна мне, Ульяна. Сейчас и навсегда.
Его слова проникают в самое сердце, пронзая, волнуя. Снова мокрые от слез глаза.
— Только не плачь, малыш. Пожалуйста. Мы все преодолеем.
Какое-то время лежим неподвижно, но руки Арслана все равно ласкают меня, очень деликатно, нежно. Чувствую бедром его возбуждение, он очень твердый и горячий, но не торопится. Словно хочет загладить прошлый раз в клубе, когда был жестким и неистовым. Но я вдруг понимаю, что обожаю его любым. Даже суровым и доминирующим. Огонь разгорается снова, руки Арса все настойчивее гладят мои бедра, живот, сильно стискивают ягодицы, заставляя меня стонать, впиваться ногтями в его плечи. Арс просовывает пальцы меж нашими телами, гладит меня там, высекая искры. Дрожа и тихо постанывая, выгибаюсь дугой, двигаю бедрами.
Неожиданно Арс обхватывает мою талию и сажает на себя сверху.
— Не бойся, детка. Будем осторожны. Какой же охренительный вид, — заставляет меня снова раскраснеться. В его словах и мука и неприкрытое желание.
Медленно и осторожно опускаюсь на член, оба тяжело дышим. Для меня это новый и очень волнующий опыт. Бедра Арслана подаются вперед, он погружается в меня до предела. Вскрикиваю, начинаю дрожать.
— Ульяна? Больно? — подается чуть назад.
— Просто… не спеши. Дай время.
— Хорошо, малыш. Как безумно хорошо, — издает хриплый стон.
Его пальцы гладят меня пониже спины, успокаивая и подбадривая. Начинаю тихонечко двигаться, обмирая от ощущений внутри. Это просто невероятно… потрясающе. Кажется, никогда еще мы не были настолько единым целым.
Наклоняюсь вперед, впиваюсь в плечи любимого, выгибаю спину, начинаю медленно двигаться вверх‑вниз. Напряжение внутри проходит, уступив место невероятно сладким ощущениям. Ускоряюсь и Арслан подстраивается под мой ритм. Толкается снизу-вверх сильнее, увереннее. Ритм становится таким мощным, что дух захватывает. Спазм внутри нарастает. Стискиваю плечи Арса, вскрикиваю, ослепленная яркими вспышками наслаждения. Взрыва мы достигаем одновременно. Он кончает в меня с громким протяжным стоном, я содрогаюсь на нем, поражаюсь силе наслаждения. Меня словно прошивает миллионами искр.
Потом лежим в полной тишине, оставаясь соединенными. Я так и засыпаю сверху, не в силах даже пошевелиться. Для меня это лучшее место на свете, — последняя мысль, после которой сладко засыпаю.
Когда открываю глаза — я одна в постели. Часы на стене показывают десять утра. Первая мысль паническая — Арс уехал. Возможно, только что — потому что проснулась я от хлопка двери. Выбегаю в коридор, где мы сталкиваемся нос к носу. В руках Арслана два пакета.
— Я думала ты ушел…
— А я подумал, что обязательно должен накормить тебя, — парирует, улыбаясь.
У нас получается изумительный завтрак — омлет с сыром и беконом, свежий салат, булочки источающие вкуснейший аромат и даже клубника.
— Ты решил откормить меня? — прикрываю глаза от удовольствия, дегустируя ароматную ягоду.
— Возможно.
— Чтобы точно от тебя никуда не делась? Стала толстой и некрасивой? — не могу не подколоть его.
— Для меня ты всегда останешься самой красивой, Ульяна.
Замолкаю. Мы многое прояснили, но и проблем остается достаточно. Раздается телефонный звонок. Невольно вздрагиваю.
Выхожу из кухни, оставляя Арса одного. Не хочу мешать разговору. Насколько поняла — это Рашид. Конечно, он примчался к другу и провел ночь в больнице.
**
— Он жив, — успеваю одеться и прибрать комнату. Арслан появляется неслышно.
— Я не желаю никому смерти, — со вздохом закрываю глаза. Хочется, чтобы кошмар, в котором очутилась вчера, наконец исчез. Чтобы остались только мы двое. Увы, это невозможно.
— Знаю. Ты очень добрая.
— Ты не должен отвечать за грехи своих родственников. Я считаю, ты должен поехать в больницу. Он ведь твой отец… Только я не поеду с тобой.
— Я тоже не поеду, Ульяна. Это ничего не изменит. Он без сознания, прогнозы не радужные. Я считаю, что спасти наши отношения, как отца и сына, уже нельзя. Слишком поздно. У меня нет на него обиды или злости. Но и лицемерить, шагая по коридору больницы, демонстрируя тревогу, я не хочу. Мне его искренне жаль,