долго.
Натан качает головой, улыбается. Я готова душу продать за то, чтобы он делал это как можно чаще. Чтобы не было в его глазах ни боли, ни разочарования. Тем более во мне.
— Пиздят, — заявляет Левицкий и, подхватив меня, усаживает на кухонный стол. — Кончу за пять минут, а может и раньше.
Не успеваю я опомниться, как он резво снимает с меня стринги и бросает их на пол. Гладит пальцами между ног, удовлетворённо прикрыв глаза и кусая мои губы. Кажется, будто Натан улетает от ощущений, даже не успев в меня проникнуть.
Не в силах сдерживаться, я тянусь к резинке его спортивных штанов и высвобождаю твёрдый налитый член. Вожу по нему рукой то быстрее, то медленнее. Дрожу от желания. Когда Натан сдавливает пальцами мои бёдра и совершает глубокий толчок, я неожиданно вспоминаю о важном. О том, о чем должна была предупредить намного заранее.
— Нат, я не пью таблетки, — рассеянно проговариваю. — По забывчивости забросила их в Таиланде, а потом не было смысла принимать.
— Я тебя понял, — кивает Левицкий, стремительно вколачиваясь в моё тело до упора.
— Прервёшься. Как раньше.
Натан приспускает бретели моего платья, немного замедляет движения. Он почти на пике. Я чувствую, как увеличивается его член и вижу, как по вискам катятся капли пота. Наклонившись надо мной, Левицкий ласкает кончиком языка мои соски. Поочерёдно то один, то другой. Толкаясь медленнее, но жёстче и резче.
Обожаю такой ритм. И его обожаю.
— Ты очень. Вся, — прерывисто проговаривает Натан сначала зацеловывая моё тело, а затем прерываясь, чтобы посмотреть в глаза. — Самая охуенная на свете жена.
Я жадно ловлю ртом воздух, обвиваю ногами бёдра Левицкого и легонько вонзаю ногти в его шею. У нас впереди вся ночь и вся жизнь. От осознания этого факта мелко сотрясается моё тело, а спазмы окольцовывают низ живота. Мир перед глазами взрывается на сотни мелких осколков.
— Я почти у финиша, — предупреждает Натан. — Можно… в тебя?
Он часто-часто дышит, глаза тёмные и безумные. В них море сожаления, раскаяния и жажды. Тело напряжено и единственное, чего он ждёт: либо моего отказа, либо согласия. Натан чётко понимает последствия. И моё сердце обрывается.
— Можно, — тихо отвечаю. — Всегда хотела родить тебе ребёнка. Сейчас даже сильнее, чем когда-либо.
Левицкий совершает последние размашистые движения, не сдерживая стоны и заполняя меня своим удовольствием. Вдыхая запах моих волос, целуя в плечо и повторяя слова любви.
Не знаю, получится у нас сейчас или позже. Мы никуда не торопимся и снова продолжаем строить семейную жизнь по кирпичику. Слажено, помогая друг другу и поддерживая. Бережнее, чем раньше. Старательнее, чем год назад. Не сожалея о прошлом и предпочитая ценить каждый миг.
Свободные отношения оказались не для нас, но мы не сразу нашли в себе силы, чтобы в этом признаться. Наломали много дров, наделали массу ошибок. И, тем не менее, окунаться после серьезных экспериментов во второй моногамный шанс вовсе не страшно. Страшнее, когда такого шанса больше нет.
Примерно два года спустя
— Нужно заехать в аптеку, — напоминает Натан.
— Чёрт, точно! Ближайшая находится в километре.
Наш автомобиль мчит на максимально допустимой скорости в аэропорт. Время поджимает, потому что мы собирались значительно дольше, чем планировали. Это первый семейный отпуск с малышом — в следующий раз будем чуть умнее.
Обычно Данька просыпается в восемь утра, но сегодня график сына резко сбился, и он поднялся ни свет, ни заря. И на обеденный сон захотел лечь именно тогда, когда мы готовились к выходу. Оставалось лишь поймать и одеть Даню, а это было почти невыполнимо. На ушах стоял весь дом.
— Сиди, я сбегаю, — обращаюсь к мужу, когда он аккуратно паркуется у аптеки и тянется к ремню безопасности. — Список в мессенджере?
— Да, там всё, что нужно.
Я киваю и выхожу из автомобиля. На улице тепло, солнечно. Настроение отличное несмотря на присутствующее волнение.
Открыв заднюю дверь, чтобы забрать оттуда сумочку, я ненадолго замираю, когда смотрю на сына. Сердце пропускает удар, а губы расплываются в блаженной улыбке. Он просто прелесть. Маленькая сладкая прелесть, особенно когда спит. Чёрные волосики, длинные изогнутые ресницы и пухлые щёки, которые охота зацеловывать каждую свободную секунду.
Даня получился у нас с первой попытки, что было удивительно, ведь я всегда думала о том, что планирование затянется на долгие годы, как это было у многих друзей и знакомых. Предполагалось, что у меня будет такой же длительный и сложный этап с бесконечным подсчётом овуляции и тоннами обследований. Тем более, как говорила моя мама, возраст совсем не юный.
Здорово, что всё пошло по другому сценарию и две отчётливые полоски на тесте я увидела спустя короткое время после возвращения из Тель-Авива. Я и плакала, и смеялась. И не верила. Натан кружил меня по квартире несмотря на то, что я умоляла его не нагружать спину. Господи, мне ведь так сильно хотелось, чтобы этого ребёнка он сам попросил. Искренне, честно. Так и вышло. Правда, для этого пришлось многое переосмыслить и пройти персональный ад.
Вспоминая эти эпизоды из прошлого, я не удерживаюсь и наклоняюсь над сыном. Вдыхаю его нежный молочный запах, веду кончиком носа по щёчке. В груди всё сжимается и трепещет, дрожь проходит по телу. И так каждый раз.
Моя беременность была лёгким и волшебным периодом. Я не чувствовала ни усталости, ни токсикоза, ни прочих трудностей. До последних недель ездила на работу, чтобы пообщаться с людьми и разгрузить мужа. В один из таких вечеров, пятнадцатого апреля прошлого года, у меня отошли воды прямо в кабинете.
Дальше был звонок врачу, дорога к роддому. Предвкушение, страх и радость. Даниил Левицкий, мирно сидевший в моём животе все сорок недель, должно быть решил, что я слишком легко отделалась и в больнице показал свой упрямый характер. Целых одиннадцать часов я мучилась от схваток с капельницей в вене. С поддержкой мужа и его верой. Пока врачи не сказали, что у малыша плохо прослушивается сердцебиение и он никак не желает появляться на свет естественным путём. Следом после этого меня увезли в операционную, где сделали экстренное кесарево сечение.
Натан был первым человеком, который встретил нашего Даню и прижал его к груди. Пока я восстанавливалась, он научился ловко менять подгузники, кормить, купать и переодевать сына. Пришлось брать у него уроки.
Смотрю на крошечные сжатые пальчики и причмокивающие губки и думаю о том, что боли и муки стоили всего того, что я
