Немного поразмыслив, Катя решительно обогнула большой дом, ища глазами окно спальни Ивана. Вот и оно. Девушка Оксана нашлась тут же – сидела на скамейке с видом побитой собаки и печально смотрела куда-то вдаль.
– Так, у меня мало времени, – сразу взяла быка за рога Катя. – Говори быстро, зачем сунула коробку от инсулина Елене Аристарховне в сумку?
– А если не скажу, то что? – саркастически усмехнулась Оксана. – Шантажировать меня будешь? Или посадишь на пять лет, как тогда, ни за что? Как же это меня все достало…
– Шантажировать не буду. Противно и вообще не мой стиль. Кстати, мой тебе совет: плюнь на этот шантаж и больше на такое не ведись.
– А я и не велась. Ты сама слышала… если слышала.
– Точно, – подтвердила Катя. – Слышала. А чего здесь сидишь?
– Так… – Оксана спрятала глаза. – Воздухом дышу.
– Ну, дыши, дыши. Можешь даже глубже дышать. Тем более Иван уже все знает…
– Что?! – взвилась Оксана. – Ах, ты…
– Осторожнее… – Катя отодвинулась. – Зашибешь со своей благодарностью! И не мне, а тетке своей спасибо скажи.
– Что?.. – совсем растерялась девушка.
– Тетка у тебя есть? Приезжала она к вам?
– Ну, приезжала… В прошлом году.
«Завидую, – во второй раз за этот вечер подумала Катя. – Год уже как знает… Значит, действительно любит. И бережет ее. Другой бы или расспрашивать стал, “как ты дошла до жизни такой”, а потом все равно под любым предлогом избавился от такой невесты, или…»
– Так она ему все рассказала? – тупо спросила Оксана.
– Откуда мне знать-то – что она ему рассказала, а что нет? – резонно заметила Катя. – Но, думаю, рассказала все. И еще совет: сама ни о чем его не расспрашивай. Так лучше будет.
Оксана обхватила голову руками и, раскачиваясь, так тоненько заскулила, что Кате стало нестерпимо ее жалко. Но девушка, очевидно, даже не замечала этого.
– Да он тебя любит, правда… – Катя обняла Оксану за плечи. – Он не верит, что ты убийца. Да ты и не убийца. Просто ты была маленькой девочкой, а вокруг оказались такие люди, которым было все равно. И даже хуже.
Они обе замолчали. Каждая думала о своем, и у каждой из них было о чем молчать. Вечер потихоньку становился ночью, и на бархатное крымское небо высыпали звезды. Здесь, на морском берегу, они были неправдоподобно крупными и какими-то особенными. Девушки сидели совсем рядом, и Катя чувствовала и прохладу вечера, и тепло, исходящее от Оксаны. Живое тепло.
– А от меня жених… короче, к другой ушел, – вдруг сказала она.
– Ну и дурак, – глухо отозвалась Оксана.
Они снова немного помолчали.
– Так зачем ты ее Елене Аристарховне подбросила? – повторила вопрос Катя. В общем-то, после этого молчания, которое их так сблизило, ее уже не слишком интересовал ответ. Она его знала.
– Случайно. – Оксана вяло махнула рукой. – Я ведь тоже не дура… что ты там говорила? Помнишь? У окна стояли Ванька и я, а ты, Елена Аристарховна, Светлана и врачиха взять эту коробку не могли. Ну, и я тоже не брала. И что? Выводы и я делать умею. Оставался Ванька, так ведь? Сам принес, сам и спрятал. Зачем ему это было нужно? Значит, понял, что это мать… отравила бабку. И решил ее выгородить. А коробку, дурак, у себя в вещах спрятал! Я и то сразу нашла. И решила ее сжечь. Выбрасывать или на кусочки рвать я не захотела. Потому и вышла в коридор, хотела ее в кухне сжечь. А тут комната открывается у его мамаши! Чуть меня с ней не увидела! И, как назло, ни карманов, ничего. Хоть съешь эту коробку! А у Елены Аристарховны было настежь, и я к ней шмыгнула. Не знаю, зачем я упаковку в ее сумку положила… Честно. Ну не знаю, и все. Какое-то затмение нашло. Может, потому что сумка на кровати стояла, на самом виду? И раскрытая была. Я потом даже думала, что утром, когда она куда-нибудь выйдет, я еще раз улучу момент и заберу эту дурацкую картонку. Но утром случилось это все… Валерия Аристарховна… и мне было уже не до упаковки. Если честно, я о ней и не вспомнила, пока…
– А это от инсулина? – Катя достала из кармана крохотную бутылочку.
Свет от фонаря сюда доставал плохо, и ей пришлось посветить еще и зажигалкой, пока девушка смотрела. Наконец Оксана ответила:
– Да.
– У Ивана такой же?
Оксана взяла пустую бутылочку, снова повертела, проверила дозировку.
– Похоже, что его.
– Пропавший инсулин такой же был?
– Мне кажется, он весь одинаковый…
– Спасибо тебе большое.
– Да за что же… – Оксана растерянно повертела головой, а потом повернулась и побежала к дому.
* * *
Ждать, ждать… Самое противное – ждать. Двойные похороны – Валерии Аристарховны и ее матери – были назначены на послезавтра. Катя с мамой тоже не могли уехать – билетов не было ни на сегодня, ни на завтра, ни на послезавтра. С трудом, после вмешательства Вики, им удалось поменять свои билеты, и теперь они должны были уехать через пять дней. Однако эти пять дней нужно было как-то провести. Место жительства они менять не стали, и на пляже сидеть было как-то неудобно, хотя их с мамой никто посторонний там не увидел бы, а семейству, занятому печальными хлопотами, было не до того. Катя хотела отправить Ирину Сергеевну на какую-нибудь экскурсию, объявлениями о которых буквально пестрело все вокруг, но мать неожиданно заартачилась и не захотела ехать одна, без нее, даже в Никитский ботанический сад, куда давно мечтала попасть. А сама Катя уезжать никуда не собиралась. На то были свои причины, и даже матери она не собиралась о них говорить.
Людмиле Федоровне сегодня с утра было получше, и она через прислугу послала за Катей.
– Катя, вы мне обещали нотариуса… – напомнила ей убитая горем старуха.
Черт, оттого что она вчера весь вечер думала, сопоставляла факты и, кажется уже пришла к одному весьма неутешительному выводу, у нее совсем вылетел из головы этот нотариус!
– Конечно, Людмила Федоровна, – поспешила заверить она. – Сейчас же ему перезвоню!
– Побыстрее, пожалуйста, – поторопила ее пожилая дама. – Я хочу все оформить сегодня же.
Нотариус немного удивился, но пообещал приехать. И действительно, не прошло и часа, как у ворот просигналила его машина. Катя, сидевшая у подъездной аллеи на неприметной скамье между кипарисами и поджидавшая здесь обещавшую заехать за ней Вику, осмотрелась – из хозяев никого в поле зрения не было. Машина нетерпеливо просигналила еще раз. Что ж, придется ей пойти и открыть ворота. Она нехотя поплелась.
– Спасибо большое, – поблагодарил ее нотариус, видный мужчина лет пятидесяти. – Вы… э…
– Катя.
– Родственница Лерочки… покойной, – скорбно сложил губы Юрий Викторович.
