– Мы в семи милях от Отерива. Утром мы отправимся в деревню. Сейчас, когда туман поднялся, нам может попасться какой-нибудь транспорт. Тогда мы будем спасены задолго до завтрака.
Элизабет завернулась в легкое одеяло, которое у Питера хватило ума захватить с собой.
– Ты уверен, что нам ничто не угрожает?
Подмигнув ей, Питер извлек из кармана брюк шведский армейский нож и помахал им перед лицом Элизабет.
– С ним я не побоюсь никого, даже медведя, если он вдруг подвернется под руку.
Подтянув одеяло к подбородку, Элизабет закатила глаза. Только медведя ей сейчас не хватает…
Сидя рядом с пилотом в пятиместном вертолете «Белка», приписанном компании «Прэгер», Макс вглядывался в ночь. Порой видимость заслоняли клочки легкого тумана. Почти все время им удавалось держаться на высоте чуть меньше трехсот метров, а иногда и ниже. И хотя они преодолели уже двести километров, никаких признаков «пежо» не наблюдалось. В городке Динь пилот ненадолго приземлился, и Макс позвонил Тео, который уже подключил к поискам двадцать пять человек. Затем связался по телефону с Карен.
– Пока – ничего, но я и не ожидал, что они продвинутся так далеко на юг, – сказал он, стараясь казаться как можно более убедительным. – Позвоню через часок или, если мы уже найдем ребят, раньше. Мы обязательно их найдем, – добавил Макс.
Он промолчал о том, что несколько часов назад весь район окутал густой туман. А это означало, что теперь Элизабет и Питер могли оказаться где угодно.
В половине третьего ночи Тео сообщил о том, что накануне днем разыскиваемая машина миновала таможенный пункт за Греноблем. Таможенник сказал, что при таком густом тумане далеко они уехать не могли.
– Прочеши тот участок столько раз, сколько нужно, – приказал Макс пилоту, снова запрыгивая на свое место. – Держи курс на Гренобль, но все время отклоняйся по ту и другую сторону от Национального шоссе – семьдесят пять.
– Насколько далеко углубляться влево и вправо?
Макс взглянул на карту.
– На западе – до Банона, а на востоке – до Кольмара. Будем надеяться, что юные путешественники дальше не забрели.
Было почти четыре утра, когда на одном из ответвлений от шоссе они заметили темный «пежо».
Пилот искусно посадил вертолет на пустое поле футах в тридцати от машины. Макс быстро отстегнул ремень безопасности и, молясь, чтобы парочка оказалась жива и здорова, спрыгнул вниз и побежал к машине.
Измученная, с красными от волнения и бессонницы глазами, Карен не отрывала взгляд от телефона. Только бы он зазвонил… Регулярные звонки Мишеля в каннскую полицию ничего не дали, а Макс не выходил на связь больше часа. Она уже не знала, беспокоиться ей или надеяться.
В четыре двадцать две наконец раздался звонок.
– Мы их нашли, – сообщил Макс.
– Элизабет?.. – с трудом выдавила Карен.
– С ней все отлично. Оба в полном порядке. – И быстро объяснил, что произошло. – Питер повел машину обратно в Монтре. Парень ужасно переживает за последствия своей выходки, ведь директор его школы уже все знает. Мы вылетаем, как только Элизабет позавтракает.
– Спасибо. – У Карен перехватило дыхание, и она сомневалась, услышал ли ее Макс.
– Минуточку, – сказал он. – С вами хочет поговорить ваша дочь.
– Мадам Гилле очень злится? – спросила Элизабет, как только Карен повесила трубку.
– Она просто в бешенстве. Так же как и я – теперь, когда знаю, что с тобой ничего не случилось. – Удержавшись от того, чтобы в который раз не обнять и не прижать к себе свою маленькую мучительницу, Карен сложила руки на груди. – Ты хоть представляешь, какая паника была в школе из-за твоей выходки? И как перепугалась я?
– Извини. – Элизабет оглядела роскошные апартаменты с таким видом, будто всего лишь опоздала к отбою. – Если бы не этот дурацкий туман, мы успели бы сюда гораздо быстрее, чем нас хватились.
– Возможно. И тем не менее убегать из школы нельзя, а решаться на такую поездку в твоем возрасте – и вовсе безумие.
– Почему? Я уже взрослая. И вполне могу о себе позаботиться. – Девочка вздернула подбородок так, как всегда делала, когда старалась произвести на кого-нибудь впечатление. – Или ты мне не веришь?
– Верю я или нет, не важно. Сейчас не ты задаешь вопросы, а я.
– Разве ты мне не рада?
Карен оставила без внимания обращенную к ней очаровательную улыбку.
– Это тоже к делу не относится. Я хочу знать, понимаешь ли ты всю серьезность своего поступка. Да за такой финт тебя могут исключить из школы.
Элизабет поморщилась.
– Это мадам Гилле так сказала?
– Нет. Но она хочет видеть нас обеих в своем кабинете не позднее вечера в понедельник.
– В понедельник! Но, мама, ведь я только что приехала. Мне и так досталось, и ты по крайней мере могла бы оставить меня здесь до премьеры твоего фильма.
– Ни в коем случае. Я уже говорила, фестиваль – не для детей. И что бы ты по этому поводу ни думала, пока еще ты всего лишь ребенок. А будешь продолжать в том же духе, – добавила Карен, немного смягчившись, – так им и останешься.
В отчаянии Элизабет рухнула в кресло.
– Но это нечестно! Я столько пережила из-за этой несчастной поездки, а меня выставляют отсюда, как какую-нибудь преступницу!
Карен улыбнулась. Во многом ее дочь была похожа на нее. Эта уверенность, жажда независимости, и как горячо она отстаивает свои убеждения…
– Ну зачем тебе понадобилось сюда приезжать, Элизабет? И откуда ты взяла столько денег? – спросила Карен, взглянув на деньги, которые достала из кармана Элизабет.
– Ограбила всех, кого можно было. Эрин, Лизетт и, конечно, Питера.
– Ах да, конечно, Питера! – Несмотря на то, что злилась на парня, который пошел на поводу у Элизабет, Карен невольно подумала о нем с нежностью за трогательную заботу о ее дочери.
– Не сердись на Питера, пожалуйста, – попросила Элизабет. – Просто я не оставила ему другого выбора.
– Могу представить. Но ты еще не ответила на мой вопрос.
– Зачем я приехала? Я думала, и так все ясно. Мне хотелось к тебе.
– Но ведь эта причина не единственная!
Элизабет широко раскрыла глаза от удивления.
– Что ты имеешь в виду?
– Тебе хотелось доказать, что ты выросла, показать мне, что способна позаботиться о себе в самой сложной ситуации. А еще ты рассчитывала на то, что окажешься среди звезд и всего этого блеска.
Опустив голову, Элизабет ничего не ответила. В своих обвисших джинсах, рубашке из шотландки и грязных теннисках она казалась слишком несчастной, чтобы ее еще ругать. Карен положила руку на темные блестящие волосы дочери.
