— Я советовалась с мисс О'Нил, и мы решили, что мистеру Пауэру, я имею в виду отцу губернатора, понравится баранина в мятном желе с запеченным картофелем и пюре из зеленого горошка…
«Господи Иисусе! Ты когда-нибудь заткнешься?»
— Просто прекрасно, миссис Питерс. Я уверена, что мистеру Пауэру все это очень понравится. Он всегда говорил, что молодая баранина — это его самое любимое блюдо.
— А как насчет пюре из горошка?
«Боже! И пюре из мышьяка на отравленном фиговом листе на десерт».
— Очень хорошо.
— А что бы вы хотели на десерт? Повар уже приготовил клубничный торт.
— Прекрасно. Я бы тоже попросила его это приготовить. — Она повернулась и пошла наверх, прекращая дальнейшие разговоры.
Из кабинета вышла Хелен О'Нил.
— О, вы наконец приехали. Я ждала вас.
Анджеле показалось, что в словах секретарши звучал упрек. Почему это она решила, что Анджела дю Бомон должна перед ней отчитываться?
— Вам нужно подписать несколько писем, Анджела. И мне хотелось спросить вас кое-что о проекте. Оклендского детского центра. Еще имеются три приглашения, они требуют немедленного ответа — да или нет. Вы не могли бы на них взглянуть?
— Завтра, Хелен. Вам не стоило задерживаться так поздно. Почему бы вам не пойти сейчас домой и не отдохнуть?
— Я не имею ничего против, чтобы поработать лишний часок-другой.
— Это очень любезно с вашей стороны, Хелен, но в этом нет необходимости. И сегодня мы ужинаем раньше.
— Ну хорошо, — неохотно ответила Хелен. — Тогда я прощаюсь. — Она повернулась, собираясь пройти в кабинет.
— Да, Хелен, кстати, моя сестра мне не звонила?
Хелен обернулась, вздернув бровь:
— Насколько я знаю, нет. А вы ждали от нее звонка?
«Опять началось. Вечно она сует нос не в свое дело».
— Нет, нет, ничего особенного. Спокойной ночи, Хелен.
Анджела, не торопясь, приняла душ. Затем надела длинную белую шерстяную юбку, черный джемпер и стала расчесывать волосы, пока они не легли так, как хотела она. Она заглянула в детскую: Тимми уже спал, а Дикки купался. Он пожаловался, что целый день не видел ее. Анджела пообещала, что весь следующий день проведет с ними. Она поговорила с няней, спросив, чем сегодня занимались мальчики. У няни тоже был осуждающий вид. «Неужели все в этом доме против меня?»
Анджела приказала подать ужин. Это поторопит старика. Они поужинают, она будет притворяться, что у них все в порядке, и, даст Бог, он быстро уедет.
Ужин длился бесконечно. Лайем Пауэр развлекал их рассказами о жизни киношников, которых она не знала, и случаями из жизни, происшедшими лет двадцать или тридцать тому назад. Дик громко смеялся над забавными эпизодами и задавал всевозможные вопросы по поводу мельчайших подробностей. Анджелу всегда поражало, что его интерес к этим деталям был неподдельным и совершенно искренним. Однако сегодня у нее было таксе ощущение, что эти двое ведут какую-то игру, пока она сидит с ними абсолютно беспомощная, не зная, что они задумали.
Анджела почувствовала, что смертельно устала. Переживания, длительная поездка на машине, бессонная ночь притупили ее восприятие. Она не могла понять их разговор и все ждала, когда наконец наступит решающий момент. У нее не было больше сил выносить все это. Ничего, избавление было близко, осталось подождать до послезавтра.
Они уже приступили к десерту. Скоро она извинится и выйдет, оставив Дика с отцом пить кофе, бренди и курить. У нее был достаточно убедительный предлог для того, чтобы уйти, — усталость. Может быть, ей удастся обвести вокруг пальца папу Пауэра, если она останется с ним наедине. Интересно, поверил ей Дик, что их конфликт исчерпан, что она отказалась от мысли о разводе и готова помириться?
Горничная подала клубничный торт. Анджела не притронулась к сладкому, она ждала, пока мужчины закончат ужин и принесут кофе, сигары и большой серебряный подсвечник, служивший зажигалкой. Развязка приближалась — Дик знал, что запах сигар вызывает у нее тошноту. Он зажжет сигару и, когда она извинится, произнесет свою обычную фразу о привередливой супруге, которая не переносит дыма. Анджела всегда являлась для него неиссякаемым источником шуток перед гостями. Причем эти шутки всегда были смешаны с презрением; деликатность не относилась к достоинствам, пользующимся его уважением.
Лакей принес кофе, бренди, сигары, серебряный подсвечник. Она встала.
— Папа Пауэр, извините меня, пожалуйста, я ужасно устала и собираюсь лечь спать. Вы можете покурить. Я увижу вас завтра? — спросила она, наклоняясь, чтобы поцеловать его в щеку. — Или вы сегодня возвращаетесь в Лос-Анджелес? — «Пожалуйста, скажи, что уезжаешь сегодня!»
Прежде чем отец успел что-либо ответить, Дик поднялся со своего места.
— Я думал, ты немного поразвлекаешь папу, Анджела. Я иду в свой кабинет. Сейчас ко мне приедет Пат Хэггерти, нам надо поработать — необходимо к четвергу закончить одну работу.
— К четвергу? — тупо переспросила она.
— Да. В четверг я лечу в Японию. — Он улыбнулся. — Разве ты не помнишь? Это торговый договор, над которым мы работали вместе с банками здесь и в Токио. И ты тоже должна лететь со мной. Я тебе об этом говорил. Ты забыла? Вижу по лицу, что так и есть. Ну ничего, это не имеет значения, у тебя впереди еще целый день, чтобы подготовиться. Так что побудь пока здесь и поболтай с папой, а я подойду попозже.
Он решил, что Анджела полетит с ним в четверг в Японию. Она даже не успела сказать ему, что собирается с детьми навестить свою мать. Что же ей делать? Она-то думала, что все уже решено. Анджела могла поклясться, что до этого он ни слова не говорил ей про поездку в Японию. Но ничего, это ничему не помешает. Может быть, так будет даже лучше. В четверг она скажет, что заболела и не может встать. Тогда ему придется уехать без нее, а как только он уйдет, она сразу уложит свои вещи и уедет вместе с детьми. Правда, это будет даже лучше, чем она предполагала. Ей нужно только продержаться сегодня вечером и завтрашний день.
Дик вышел из комнаты. Вид у него был такой, словно вчерашней ссоры не было вообще, хотя расстались они врагами. Ее последними словами, обращенными к нему, были слова о разводе, о том, что ничто не помешает ей развестись с ним, и все же он запланировал эту совместную поездку. Во всяком случае, он был уверен, что она поедет с ним. Значит, у него тоже есть какой-то замысел. Должно быть, он собирается действовать с позиции силы. Был ли источником этой силы папа Пауэр, сидящий здесь с таким благодушным и спокойным видом?
«О Боже милостивый, мне придется пережить это. Это будет не так-то просто. Нет… я должна быть сильной».
