Несколько страшных мгновений Гэвину казалось, что офицер отдаст лаконичный приказ застрелить старика, но тот лишь раздраженно сказал:
– Ладно! Брось его! Мы и так опаздываем. Зажгите дома, и пора вылетать.
В раскаленном влажном воздухе взвились густые клубы дыма. Вопли крестьян сменились отчаянными рыданиями, и наконец на борту «чинука» воцарилась бессильная тишина. Гэвин забрался в кабину и уселся среди несчастных, чувствуя, как его сердце сжимается от боли. Из хижины показался старик и торопливо заковылял к полю, в земле которого, судя по всему, лежали останки его родичей. Гэвин понимал: долго этот несчастный здесь не протянет. В зоне свободного огня никто не живет подолгу – ни человек, ни зверь.
– Итак, тебе не понравилось то, что ты увидел, – сказал Поль, когда Гэвин вернулся в пресс-бюро.
– Я не в силах уразуметь то, что увидел! – гневно взорвался Гэвин. – Эти люди – наши союзники! Ведь считается, что американцы пришли сюда помогать вьетнамцам и защищать их! Вы можете представить себе, что американские или британские генералы, оккупировавшие во время Второй мировой войны Францию или Италию, отдают приказ опустошить целые города и разместить их жителей в условиях, которые можно сравнить только с условиями концлагерей, и все это лишь для того, чтобы организовать зону свободного огня? Нет, вы не можете себе это представить, и если вам хочется понять, в чем разница, я вам объясню! Все дело в расовых различиях! Если бы те вьетнамцы, которых на моих глазах под прицелом винтовок загоняли в вертолет, оказались белыми, то операция была бы проведена куда более цивилизованно!
Поль откинулся в кресле, положив ногу на ногу. Его ступня покачивалась в воздухе, время от времени являя окружающему миру ядовито-зеленый носок.
– Кажется, ты говорил, что десантом командовал чернокожий офицер?
– Да, говорил. И насколько я понимаю, большинство чернокожих военных должны сочувствовать скорее вьетнамцам, нежели своим белым сослуживцам, но тот, с которым я столкнулся сегодня, совсем из другого теста.
– Любой спор – это столкновение мнений, – заметил Поль. Протянув руку к бутылке, он плеснул себе в бокал виски. – С точки зрения американского военного командования, создание зон открытого огня вполне оправданно. – Он поднял руку, прося Гэвина сохранять молчание. – После того как все деревни в контролируемых противником районах будут уничтожены, а их жители переброшены в безопасные места, вьетконговцам негде будет прятаться и они превратятся в мишени. И тогда их можно будет уничтожать, не подвергая опасности мирное население.
– При условии, что вьетконговцы там останутся! – Гэвин насмешливо фыркнул. – А они не останутся.. И пока они перебираются на новые места, мы уничтожаем деревни, превращая сотни тысяч людей в беженцев. Между прочим, есть и иная точка зрения. – Он провел пальцами по волосам. – Почему, собственно, их именуют беженцами? Они не беженцы, и пользоваться этим словом значило бы искажать истинное положение вещей. Они вынужденные переселенцы, именно так их и следует называть!
– Ну, это уж слишком, – сухо заметил Поль. – Если подходить к делу таким образом, то даже ВСС врага придется называть тем, чем, в сущности, они являются.
– Что такое ВСС?
– Водные средства снабжения.
– Что вы имеете в виду?
– Вьетнамские лодки-сампаны, – с усмешкой ответил Поль. – Пойдем в «Континенталь», выпьем. Мне хотелось бы узнать, почему та резервация, в которую переместили жителей деревни, показалась тебе концентрационным лагерем.
Это стандартный барачный городок, на многие мили удаленный от ближайших населенных пунктов, – рассказывал позднее Гэвин в своем письме к Габриэль. – Там нет ни полей, которые могли бы возделывать крестьяне, ни деревьев, под которыми можно укрыться от солнца. Все окружающее пространство превращено бульдозерами в ровную площадку, лишенную всякой растительности, под которой могли бы прятаться вьетконговцы. Чтобы держать их на расстоянии, крытые жестью бараки окружены колючей проволокой и сторожевыми вышками. Лагерьгрязный, пыльный и кажется совершенно безжизненным. Беженцы, обитавшие там до нашего появления, показались мне угрюмыми и раздражительными, но разве можно упрекать их в этом? Даже если они не были сторонниками Севера до того, как их сорвали со своей земли, теперь они определенно сочувствуют Вьетконгу. Но американцы этого не понимают. Официальные источники назвали проведенную нынче утром операцию «крупным успехом в деле перемещения десятков крестьян из зоны риска в безопасный район».
В своем предыдущем послании Гэвин рассказывал о встрече с Нху и намекал, что, может быть, сумеет увидеться с Динем, вскользь упомянув о том, что «с нетерпением ждет возможности в ближайшее время познакомиться и с другими членами семьи». А сейчас он писал:
Я люблю тебя, скучаю по тебе и начинаю любить Вьетнам, во всяком случае, те его районы, куда не ступала нога американца! Чтобы понять меня, тебе нужно собственными глазами увидеть улицу Тюдо. Она превратилась в подобие самых захудалых районов Лас-Вегаса и Лос-Анджелеса. По сравнению с ее заведениями клуб «Черная кошка» являет собой образец добропорядочности!
Гэвин в одиночестве сидел в конторе пресс-бюро, печатая на машинке, когда, к его изумлению, в комнату нерешительно вошла Нху.
– Я не помешала? – робко спросила она, осматриваясь вокруг и с облегчением замечая, что, кроме Гэвина, в помещении никого нет.
– Ну что вы! – Гэвин вскочил и выдвинул кресло из-за другого стола, намереваясь усадить гостью.
В ответ на его приглашающий жест Нху покачала головой:
– Нет. Я не могу задерживаться, Гэвин. Я пришла сказать, что уже пора. Динь прислал людей, которые доставят вас к нему.
– Когда? Сейчас? В эту самую минуту?
Женщина кивнула.
– Но я не могу, Нху! – заспорил Гэвин. – Я должен закончить статью, сказать шефу...
– Именно этого хочет избежать Динь, – мягко произнесла она. – Вам придется уехать немедленно, не вступая в разговоры ни с кем – ни здесь, ни в «Континентале».
Сквозь толстое стекло входной двери с впаянной железной сеткой Гэвин увидел маленький «рено», за рулем которого сидел вьетнамец.
– Это невозможно, Нху! Исчезнуть, никому не сказав ни слова, значило бы создать куда больше затруднений, чем решить!
– Вы оставите записку, и я прослежу, чтобы руководитель бюро обязательно ее получил, – невозмутимо отозвалась Нху. – Вам не придется возвращаться в отель за сменой одежды. Одежда для вас уже приготовлена. Пишите записку прямо сейчас, – добавила она. – Человек, которого за вами послал Динь, может ждать не более нескольких минут.
