была рядом все эти годы. Мне так жаль.
— Ты не знала.
— Я все еще потеряла тебя на двадцать лет. Ты чувствовала себя брошенной и плакала в дни рождения.
— Ты оплакивала меня двадцать лет?
— Да.
— Думаю, я тоже оплакивала тебя, даже зная, что ты бросила меня, я все равно оплакивала тебя.
— Мне жаль. Мне очень жаль.
Прочищая горло, я стараюсь не выпускать слезы и приподнимаю плечо.
— У меня был папа. Хотя иногда он может быть чересчур заботливым.
— Мне жаль, что твой отец поступил так с Нейтом, он придурок.
Я резко вскакиваю на ноги.
— Ты… знаешь, где Нейт?
Папа намекал, что у Нейта и Аспен всегда были общие дела, и я знаю, зачем он делает это. Он пытается заставить меня почувствовать, будто Нейт выберет ее, а не меня, потому что она ему больше подходит.
Он знал, что я сама питала такие мысли, и в типичной манере адвоката, Кингсли Шоу сыграл на них, чтобы заставить меня сдаться. И ему это почти удалось.
Однако Аспен не ушла с Нейтом. Она осталась, и я думаю, что отчасти это из-за меня. В любом случае, Нейт никогда не причинил бы мне такого вреда, и она тоже. Я только что почувствовала ее слова. Боль в них так близка мне, что я чувствую, как она режет мне грудь.
Ее плечи немного опускаются.
— Нет, не знаю.
— Знаешь. Ты всегда обо всем знаешь. Если хочешь, чтобы я дала тебе шанс, скажи мне, где он.
— Я бы сказала если бы знала, но на самом деле не знаю. Но одно я знаю наверняка.
— Что?
— Он никогда не откажется от тебя. Я пробыла с ним достаточно долго, чтобы узнать, что он не позволяет себе привязываться. Он не из тех, кто сильно заботится о ком-либо, но он заботится о тебе. Он смотрит на тебя так, словно никогда не захочет отвести взгляда.
— Но он это сделал, — я борюсь с эмоциями в голосе и терплю поражение. — Он ушел.
— Из-за Кинга.
— Папа сказал, что он ушел по собственному желанию.
— Твой отец искажает правду ложью. Он делает это все время. Поверь, он стоит за всем этим, поэтому, если ты хочешь найти Нейта, тебе нужно нанести удар по нему.
— Он не скажет мне, где он, если я спрошу.
— Я согласна. Не скажет. Нам нужно придумать план, — на какое-то время она кажется задумчивой, ее глаза яркие и сосредоточенные, какими я видела их всегда.
— Почему… почему ты мне помогаешь?
— Потому что ты моя дочь, — говорит она с непринужденностью, будто это само собой разумеющееся.
— Разве ты не должна меня ненавидеть? Все думают, что у тебя что-то с Нейтом. Может быть, вы это сделали или все еще делаете.
— Мы с Нейтом никогда не были такими. Если бы секс вошел в уравнение, мы бы давно потеряли друг друга. Если ты не в курсе, он перестает видеть женщин, с которыми спит, поскольку они представляют собой осложнение, с которым он не хочет иметь дело. Вот откуда я знаю, что ты другая
— И ты с этим согласна? Я имею в виду, что мы вместе, — меня не должно волновать ее мнение, но меня волнует. Глубоко внутри, правда.
— А почему не должна?
— Потому что он на восемнадцать лет старше меня, а я молодая.
— Ты не молодая, ты женщина. И женщины имеют право делать свой собственный выбор.
— Папа так не думает.
— Твой отец — засранец.
Я вздрагиваю.
Она гримасничает и откашливается.
— Прости. Иногда я забываю, что он твой отец.
— Знаешь, он не такой уж плохой.
— О нет, — ее глаза покрываются блеском, и они темнеют, прежде чем она моргает. — В любом случае, ты хочешь вернуть Нейта домой?
— Конечно.
— В таком случае у меня есть идея.
Кингсли
— Я беременна, пап.
Я поперхнулся водой, которую пил, брызги разлетаются по столу.
Есть только несколько вещей, которые могут заставить отца потерять терпение. И эта одна из них, когда моя маленькая дочка, мой маленький ангелочок, сообщила мне эту новость, я чуть не вернулся в кому.
Мы ужинаем, и она просто выпалила это, как будто говорила о том, сколько ванильного мороженого ей нужно на неделю. Нет, хуже. Она совершенно серьезна, когда говорит о ванильном мороженом. Теперь она просто апатична, почти кротка.
Моя маленькая Гвен ушла, и осталась только ее тень. Она плохо ела и спала, и постоянно находится в этом оцепенении, внутрь которого я не мог проникнуть.
И это не из-за отсутствия попыток.
Я готовил ее любимый зеленый чай с ванилью, но у нее слезятся глаза, когда она его видит. Она почти не трогает ваниль.
Целую неделю она даже мороженого не ела. Тогда я понял, что что-то действительно не так. Можно заставить наркомана десятилетиями бросить курить, но невозможно отделить Гвен от ее ванильной одержимости.
После того, как кашель утих, я прочищаю горло.
— Ты что?
— Беременна. У меня внутри ребенок. Ты станешь дедушкой.
Ого. Ладно.
Когда они сказали, что я лучше всех умею работать под давлением, они ни хрена не упомянули об этом.
Они не включали небольшой лакомый кусочек, в котором говорится, что моя дочь будет чертовски беременна. В двадцать. Клянусь жизнью моего бывшего друга.
Я стучу посудой по столу.
— Вот и все. Я убью этого гребанного ублюдка.
На самом деле, я должен был убить его, когда мы впервые встретились. Таким образом, этого бы никогда не произошло.
Обычно, когда я угрожал жизни Нейта, Гвен вставала и останавливала меня. Она обнимала меня и держала за руку, потому что знала, что успокаивает меня, но не сдвигается с места и продолжает раскладывать ветчину по тарелке.
— Тогда ты оставишь меня вдовой и матерью-одиночкой. Не говоря уже о том, что твой внук или внучка останется без отца.
Мои кулаки сжимаются на краю стола, и я сожалею, что не взял с собой зажигалку, потому что сейчас для этого чертовски идеальное время.
— Нейт — отец?
Затем она смотрит на меня, в ее глазах вспыхивает огонь. Мне всегда нравилась эта ее часть — решимость и борьба. Я думал, она получила это от меня, но теперь, когда я приглядываюсь, я как будто смотрю в глаза ее матери.
К черту Аспен.
К черту ее существование и то, что она мать самого драгоценного в моей жизни.
Не могу поверить, что когда-то трахнул ее. Молодой я был чертовым идиотом из-за того, что влюбился в эту
