Казалось бы, надпись «убийца лошадей» на доме и записки с угрозами, оставленные на пороге, сделали свое дело для Бадди и Сесилии.
Мне стало легче дышать, но не Грею. Он имел с этим дело с младших классов, и, в принципе, не верил, что Бадди заляжет на дно. Это не означало, что по мере того, как дни переходили в недели, а затем в месяцы, бессонница перестала его мучить, но он оставался начеку. Он не возражал, чтобы я без него ездила в город или навещала бабушку Мириам, но редко оставлял меня дома одну, и когда у него случались какие-нибудь дела, он не уезжал надолго. Или же брал меня с собой.
Я не возражала.
Если от этого у него на душе было спокойнее, то какая разница?
*****
Это означало, что его недолгий отъезд в город в тот день удивил меня, особенно, в мой день рождения.
Но это дало мне возможность не торопиться, чтобы закончить сборы.
Несмотря на то, что для Мустанга «Дженкинс» представлялся шикарным рестораном, для Вегаса он таким не был. Тем не менее, я одела одно из тех платьев, что носила в клубе Лэша. Красное, короткое и облегающее, с низким вырезом, обнажавшим большую часть спины, с короткими бретельками, удерживающими его близко к плечам. На мне были рубины Лэша и красные босоножки на высоких каблуках со стразами (тоже подаренные Лэшем). Объемная прическа, насыщенный макияж и несколько пшиков моих самых любимых и дорогих духов.
Но, несмотря на приезд Грея только ближе к вечеру, день выдался замечательным. Во-первых, он начался с Грея. Во-вторых, Грей приготовил мне завтрак (блинчики с шоколадной крошкой, а мой мужчина был мастером по приготовлению блинчиков). В-третьих, пришла посылка FedEx с изысканными дизайнерскими туфлями за восемьсот долларов (подарок Лэша) и флаконом вышеупомянутых дорогих духов (подарок Брута), после чего я поболтала с ними по телефону (с Лэшем — час, с Брутом — минут пять, ничего необычного, ни для одного из них).
Очевидно, я продолжала накапливать прекрасные моменты в жизни, даже если эта жизнь проходила на ранчо. Я часто разговаривала с ними, с Лэшем несколько раз в неделю. С Брутом, реже, но я звонила, и он тоже. Я должна была знать, что они будут ко мне щедры, как и прежде, и они любили меня, но все же их подарки стали для меня приятным сюрпризом.
Их подарки были приятными. А они — милыми. Истинные Лэш и Брут.
Джейни также заскочила, чтобы вручить мне подарок от нее, Дэнни, Джина, Барри и даже Пег (да, Пег, где она взяла деньги, я понятия не имела, но она вложилась немного в подарок для меня). Это были крутые, желтовато-коричневые замшевые ковбойские сапоги, первая пара, которая у меня появилась с тех пор, как я избрала путь танцовщицы в Вегасе, и лучшие, чем все, что я когда-либо надевала, даже если были не привычны по стилю.
Я полюбила их.
А теперь мы с Греем отправлялись в «Дженкинс», а по возвращении домой Грей будет только мой.
Самый лучший день рождения в жизни.
И пока я этого не знала, но впереди мне ждало нечто лучшее.
*****
Я возилась на кухне, убивая время в ожидании Грея, насыпала кофе, чтобы утром просто щелкнуть выключатель, когда услышала:
— Я уже говорил тебе, куколка, но это стоит повторить: мне нравится это платье.
Обернувшись, я увидела Грея в темно-синем костюме, прислонившегося плечом к дверному косяку. На нем также была светло-голубая рубашка, которая отлично оттеняла загар, который у него все еще оставался, так как даже в октябре большую часть времени он проводил на свежем воздухе.
Он выглядел прекрасно.
— Спасибо, малыш, — ответила я с улыбкой, повернулась и закрыла крышку кофеварки.
Я направилась к нему, но остановилась, когда Грей приказал:
— Айви, не двигайся.
Моргнув, я уставилась на него, и заметила его пристальный взгляд, но не такой, который говорил, что ему очень нравилось мое платье.
Он говорил мне нечто совершенно другое.
От чего сердце забилось быстрее.
Я поняла что это, когда он небрежно сказал:
— Сегодня я ездил к маме.
Моя рука потянулась, чтобы ухватиться за столешницу, но в остальном я не двигалась. Со времени визита Норри прошло несколько месяцев. Месяцев. Я держалась от нее на расстоянии ради Грея (хотя и хотела узнать ее получше), а Грей держался от нее на расстоянии по собственным причинам, которые я оставила в покое.
А теперь он съездил ее навестить.
Ого.
— У нее было кое-что, принадлежащее Коди, — продолжал Грей, — и я хотел это вернуть. Мы немного поговорили. Она придет на обед в воскресенье после церковной службы. Тебя устраивает?
Устраивает ли меня?
Он что, с ума сошел?
— Да, — выдавила я с хрипом, потрясенная, довольная и осторожно счастливая, потому что не могла сказать, был ли счастлив Грей или он делал это ради меня.
Грей больше ничего не сказал.
Я тоже молчала и не двигалась, а еще мне было трудно дышать.
Наконец, он заговорил, прошептав:
— Самая красивая, кого я когда-либо видел.
О Боже.
По животу разлилось тепло.
— Грей, — прошептала я в ответ.
— В этом наряде, или в джинсах и футболке, или в бикини на газонокосилке, или когда утром открываю глаза и вижу тебя рядом, или в любое другое время, когда я тебя вижу, — вот о чем я думаю. Это первое, что приходит на ум. В любое время. Каждый раз.
Я сглотнула, крепче вцепилась в столешницу и ничего не сказала; просто позволила его словам пронестись сквозь меня теплым и сладким потоком.
А потом он подарил мне, женщине, у которой когда-то не было ничего, кроме сумки, набитой всяким барахлом, причем не очень хорошего качества, но которая, стоя на этой кухне, думала, что у нее есть все, весь мир.
— Я люблю тебя, Айви, и у тебя есть фамилия, которую ты сама себе выбрала, которая что-то для тебя значит, но я все равно хочу, чтобы ты взяла мою.
О Боже.
О Боже.
О Боже.
Слезы наполнили мои глаза.
— Детка, ты хочешь этого? — прошептал он.
Я мгновенно кивнула, не в силах вымолвить ни слова.
И так же мгновенно он пересек кухню и, подойдя ко мне, взял мою левую руку, поднял ее и надел на безымянный палец старомодное кольцо с бриллиантом. Это был большой, закругленный, широкий прямоугольный камень, окруженный более мелкими бриллиантами, и все это на простом, тонком обруче белого золота.
Оно было старинным. Принадлежало Коди. Оно было прекрасным. Идеальным.
— Это кольцо моей мамы. А до этого — бабушки. А до нее — прабабушки. Я отнес его в город к Лазару, его почистили, сказали, что оно в хорошем состоянии, — пробормотал он, а затем закончил: — и оно подходит.
Так и было. И, слава Богу, потому что я никогда его не сниму.
Никогда.
За исключением, конечно, того момента, когда он наденет обручальное кольцо, которое окажется под ним.
Его пальцы сомкнулись вокруг моих, и он поднес мою руку к губам, наклонившись и поцеловав мой палец над кольцом, и пока я наблюдала за этим, у меня по щеке скатилась слеза.
Затем он притянул мою руку к груди и прижал ее там, где билось сердце.
— Дорогая, оно старое, не модное, но оно есть. — Его большой палец коснулся кольца. — С днем рождения.
Я высвободила свою руку и обняла его за плечи. Поднялась на цыпочки, пальцами одной руки погрузившись в его волосы, притянула его голову к себе и поцеловала. Поцелуй получился влажным, и не только потому, что наши языки переплелись в нежном танце, но и потому, что мои слезы катились по нашим губам.
Мы долго целовались на кухне, прежде чем Грей, наконец, поднял голову, но прижался лбом к моему лбу и прошептал:
— Скажи, что любишь меня, Айви.
— Я люблю тебя, Грей. Я очень сильно люблю тебя, малыш.
Он ухмыльнулся и сжал меня в объятиях.
Затем отпустил, но взял за руку и, потащив к двери из кухни, приказал:
— А теперь прекрати реветь. Я голоден, и у нас нет времени, чтобы ты приводила лицо в порядок.
Поскольку у меня не было выбора (но мне особо его и не предоставили), я поспешила за ним, когда он длинными шагами направился к входной двери, моя свободная рука метнулась к лицу и я глубоко дышала, чтобы сдержать слезы. Грей остановил нас у вешалки в холле и помог мне надеть пальто. Я взяла сумочку. Затем он снова схватил меня за руку и потащил к грузовику, усадив в него в моих дорогих туфлях и платье, стоивших небольшое состояние, чтобы отвезти в город на ужин по случаю моего дня рождения.
