— Во сколько же лет ты вышла замуж? — поинтересовался Куп.
— В двадцать два.
— Фу, как скучно! — упрекнул ее Куп, и Тайрин снова рассмеялась. Разговаривать с ним было одно удовольствие, и в последние несколько дней они только этим и занимались, с поспешностью наверстывая то, что было упущено за без малого четыре десятилетия.
— Впрочем, — добавил Куп, имея в виду ее развод, — лучше поздно, чем никогда. Не беспокойся, мы найдем для тебя что-нибудь подходящее.
— Пока не стоит, — спокойно возразила Тайрин. — Я еще не готова. Мне нужно перевести дух и осмотреться. Я потеряла мужа, свой бизнес, мать — и нашла отца; тут у кого угодно голова закружится.
— А что ты думаешь насчет работы? Хочешь присмотреть что-нибудь в Голливуде?
— Я уже говорила, что это, скорее всего, просто несбыточная мечта. Конечно, я хотела бы быть художником по костюмам на какой-нибудь небольшой студии, но… Впрочем, я могу и не работать. Я очень выгодно продала мужу мою фирму, к тому же мать и отец оставили мне небольшое состояние… Мой другой отец, — уточнила она с легкой улыбкой. — В любом случае время, чтобы подумать как следует, у меня есть. Быть может, мне даже удастся придумать что-то насчет тебя. Я умею находить выход из сложных ситуаций.
— Это у тебя, видимо, от матери, — убежденно сказал Куп. — Я поступаю как раз наоборот: беру простую ситуацию и запутываю ее до такой степени, что… Скажу откровенно: финансовая путаница для меня дело привычное. Я живу в долг уже лет двадцать.
В его интонации сквозили юмор и печаль, и Тайрин почувствовала, как в душе у нее проснулась самая настоящая нежность.
— Если вдруг захочешь узнать мое мнение — дай мне знать, я попытаюсь что-нибудь придумать.
Куп почесал в затылке.
— Мы кажется, для начала ты могла бы попробовать перевести на человеческий язык то, что говорит мне мой бухгалтер. Или по крайней мере отыскать в его словах здравый смысл. Внешне все выглядит очень логично и просто: он советует мне ничего не тратить, ничего не покупать, питаться святым духом. Не говорит он только одного — как мне тогда жить. Однажды я спросил его, что же мне делать, и он ответил — продать «Версаль». Обычно я его не слушаю, но он ужасно назойлив. Удивительно нудный старикашка!
— Все бухгалтеры такие, — с сочувствием заметила Тайрин. — Боюсь, это у них в крови. Когда всю жизнь имеешь дело с чужими деньгами, это скверно влияет на характер.
Когда с ними была Алекс, им было хорошо всем вместе.
Они готовили ужин, ходили в кино или вели бесконечные разговоры, а в нужный момент Тайрин тактично исчезала, не желая мешать. Алекс очень нравилась ей, к тому же Тайрин испытывала огромное уважение к ее работе.
Однажды в субботу вечером Тайрин и Алекс лежали у бассейна и разговаривали, когда из гостевого крыла вышел Марк с детьми. Куп остался в доме — он немного простыл и решил, что сидеть у воды сегодня не стоит.
Алекс представила Тайрин Фридменам, но не сказала, Кто она такая. Но это не потребовалось. Марк сразу поинтересовался, уж не родственница ли Тайрин мистеру Уинслоу. Его тоже поразило удивительное сходство между этой женщиной и хозяином дома, и он спросил, заметила ли его Алекс?
Этот вопрос заставил обеих женщин рассмеяться.
— Вообще-то я его дочь, — объяснила Тайрин. — Мы жили отдельно друг от друга.
На Марка это заявление, произнесенное спокойным тоном, произвело эффект взорвавшейся бомбы.
— К-как?!. — воскликнул он. — Его родная дочь?! Но ведь…
Я не знал, что у Купа есть дочь!
— Он тоже этого не знал, — с улыбкой ответила Тайрин и прыгнула в бассейн.
— Что она имела в виду? — повернулся Марк к Алекс.
— Потом расскажу, — ответила она. — Это долгая история.
Еще через четверть часа у бассейна появился Джимми.
Марк оживленно расспрашивал Тайрин о ее бизнесе и о Нью-Йорке, Джейсон и Джессика держались у дальнего конца бассейна, откуда то и дело долетали взрывы веселого смеха. Алекс, таким образом, получила возможность спокойно побеседовать с Джимми, что случалось не часто.
— Как дела? — спросила она, устраиваясь в шезлонге.
Джимми как раз натирал плечи и грудь кремом от загара — хотя он и был темноволос, кожа у него была светлая и чувствительная. Алекс предложила натереть ему спину, и Джимми, явно смутившись, согласился. Но внутреннее напряжение было написано даже на его лице — с тех пор, как умерла Маргарет, ни одна женщина не касалась его таким образом.
— Нормально, — ответил он, протягивая ей тюбик с кремом. — А у тебя? Как работа? — Джимми изо всех сил старался говорить спокойно.
— На работе все то же самое. Американские женщины словно сговорились производить на свет только недоношенных детей. Такое впечатление, что во всей стране больше нет здоровых младенцев. Впрочем, у нас бывают почти исключительно белые малыши. Изредка встречаются дети афроамериканцев, а азиатов я не видела вот уже, наверное, месяцев десять. Как думаешь, чем это объяснить?
Джимми не стал вдаваться в подробности. Впрочем, Алекс и сама знала, что цветные дети от природы здоровее, так как матери рожают их в более юном возрасте. Кроме того, в семьях иммигрантов из азиатских и африканских стран к недоношенным детям часто относились по принципу «умрет — так умрет».
— Тяжелая у тебя работа, — с сочувствием сказал Джимми.
— Вовсе нет, — покачала головой Алекс. — Большинство ребятишек нам удается спасти, и в конце концов они вырастают полноценными, здоровыми людьми. Правда, некоторые все же умирают, и я до сих пор не могу к этому привыкнуть.
Действительно, каждую смерть младенца Алекс воспринимала как личную трагедию, зато каждый спасенный ребенок приносил огромную радость.
— Тебе, я думаю, не легче, — заметила она. — Некоторые люди относятся к своим детям так, словно это… неодушевленные предметы.
— Только некоторые люди относятся к своим детям лучше, чем к неодушевленным предметам, — ровным голосом сказал Джимми. Он тоже повидал много горя, много страданий, но так и не сумел к этому привыкнуть. Как и Алекс, Джимми тоже спасал детские жизни, и в каком-то отношении ему было даже труднее, чем ей.
— А почему ты решила стать врачом? — неожиданно спросил Джимми. Пожалуй, впервые он обратился к Алекс со столь личным вопросом.
— Из-за матери, — просто ответила она, заканчивая намазывать ему спину и завинчивая тюбик.
— Разве она тоже врач?
— Вовсе нет. — Алекс усмехнулась. — Моя мать ведет совершенно бесполезную жизнь. Она разъезжает по бутикам и салонам, устраивает вечеринки с коктейлями, посещает приемы, делает маникюр и каждый день укладывает волосы у собственного парикмахера. Вот и все ее дела. Тем же занимается и моя сестра. Должно быть, поэтому мне захотелось стать другой, непохожей на них, чего бы это ни стоило.
