– Да, Пол?
– Я женат.
Рука, лежавшая на его груди, не дрогнула, и она осталась лежать совершенно неподвижно в его объятиях. Но Эмма почувствовала, что ее как будто хлестнули по лицу, и ощутила щемящую боль где-то в области желудка. Наконец, тихим голосом она промолвила:
– Надо сказать, что ты выбрал не очень подходящее время для этого ошеломительного признания.
Пол сильнее сжал ее в своих объятиях, припав к ней головой.
– Это время самое подходящее. Я специально выбрал его.
– Почему?
– Потому, что мне нужно было держать тебя в своих руках, когда я скажу тебе это. Вот так, как сейчас, чтобы ты поняла, насколько мой брак не важен для тебя, чтобы я мог снова любить тебя и сказать тебе, что ты – моя настоящая жена.
Эмма ничего не ответила, и он продолжал, обеспокоенный ее молчанием:
– Я ничего не собирался от тебя скрывать, Эмма. В том, что я тебе скажу, нет никакого секрета, и любой из моих друзей может тебе это подтвердить. Конечно, я не собирался прибегать к их помощи потому, что хочу, чтобы ты все узнала от меня самого. Просто я не решался заговорить об этом, боясь потерять тебя. Я знал, что ты исчезнешь, если бы я тебе сказал это раньше, что ты ни за что не допустила бы, чтобы наши отношения дошли до…
– Ты умный и хитрый ублюдок!
Эмма рванулась, чтобы вскочить с постели, но он схватил и бросил ее назад, грубо подмяв под себя, пристально глядя в ее побледневшее холодное лицо.
– Это не так, Эмма! – сердито вскричал Пол. – Пожалуйста, поверь мне. Я знаю, о чем ты думаешь: что я хотел добиться своей цели, перед тем как рассказать тебе об этом. Но я хотел только одного – заставить тебя полюбить меня так, чтобы ты безраздельно и навсегда принадлежала мне. Я думал, что, если ты полюбишь меня, то ничто не будет в силах разлучить нас, не сможет встать между нами. Я люблю тебя, Эмма, ты единственное, чем я дорожу на этом свете.
– А твоя жена?
– Мы уже шесть лет не живем вместе, а до того – почти год уже не были фактически мужем и женой.
– А сколько всего лет вы женаты? – спросила она чуть слышно.
– Девять лет, Эмма, длится этот бессмысленный брак, который даже нельзя назвать браком. Но в данный момент я все еще не свободен, я имею в виду – официально. Когда кончится война, я решу эту проблему. Я хочу провести остаток жизни с тобой, если ты примешь меня. Теперь в тебе смысл моей жизни. Пожалуйста, поверь мне, любимая.
Его голос оборвался. Эмма внимательно смотрела на него, беспорядочные мысли метались в ее голове, мешая принять решение. Но наконец голова стала ясной. Она почувствовала сжимавшее его внутреннее напряжение. Его ненаглядное лицо поражало своей открытостью, его искренность буквально сочилась из глаз.
– Я верю тебе, – медленно сказала она самым строгим тоном и приложила палец к его губам. – Это довольно странно, Пол, я бесконечно полностью верю тебе. Во всех смыслах, – добавила Эмма.
Следующие несколько недель пролетели для них как во сне, как один бесконечный миг наслаждения. Дни сменялись ночами, каждое мгновение было переполнено желанием и счастьем от его удовлетворения. Пол и Эмма все сильнее привязывались друг к другу, существовали только друг для друга, желали только общества друг друга, упивались друг другом. Они проводили почти все время в своих смежных номерах отеля „Ритц", лишь изредка выходя прогуляться в Грин-Парк или скромно пообедать вдвоем в случайном ресторанчике, куда не ступала нога их светских знакомых. Они были столь неистовы и необузданны в своей любви, что жалели расходовать свои чувства на других, не хотели ни минуты своего драгоценного времени тратить на посторонних, Даже на ближайших друзей и родных, и ревностно охраняли свое уединение. Все их планы были преданы забвению, любые приглашения ими откланялись, даже Брюс Макгилл и Фрэнк получили отставку. Весь остальной мир перестал для них существовать.
Переполненные взаимным влечением, непрерывно усиливающейся любовью друг к другу, Пол и Эмма не переставали дивиться чуду, случившемуся с ними. Простой взгляд обжигал, как поцелуй, любой незначительный жест порой значил больше, чем объятие, каждое слово, сказанное друг другу, было наполнено особым смыслом.
Эмма не переставала изумляться силе охватившего ее чувства. Она вся светилась от счастья. Удовлетворение и всепоглощающая радость бытия растопили копившиеся годами горести и унижения. Любовь стерла маску невозмутимости с ее лица и охватила все ее существо. Любовь возвратила ее к жизни. Обожание, с которым относился к ней Пол, его глубокое понимание победили свойственную ей недоверчивость и постоянную готовность к самозащите, до сих пор определявшие всю ее жизнь. Она была откровенна с ним так, как никогда и не с одной живой душой на свете. Все преграды пали перед тем единственным мужчиной, которого она впервые в жизни полюбила по-настоящему и которому она отдавала себя всю без остатка.
Пол стал для нее подлинным откровением. Общаясь с Эммой, он давно отбросил свои иронические манеры и ту маску светского повесы, которую имел обыкновение нацеплять на себя, но теперь Пол позволил Эмме заглянуть себе в душу так глубоко, как до того не разрешал ни одной другой женщине. Ей раскрылся его тонкий внутренний мир, и она с удивлением обнаружила его мощный интеллект, спрятанный за личиной записного красавца. Ее изумляли его ум и обширные знания. Она была поражена его разносторонностью и очарована его воспитанностью, которые безусловно проистекали из чувства уверенности в себе, даваемого старинным огромным состоянием, помноженным на прекрасное образование в Веллингтоне и Оксфорде. Она не переставала восхищаться быстротой его ума. Короче говоря, Эмма была совершенно очарована им.
В свою очередь, Пол, так же как Эмма, потерял голову от своей первой настоящей любви, встреченной за годы своих романтических похождений. Он был уверен, что она – самая изумительная женщина из всех попадавшихся ему на пути в его долгих скитаниях по свету. Он также считал Эмму самой умной женщиной из всех, с кем он когда-либо встречался, и живость ее ума покорила его. Но в ней еще было нечто, чему Пол не переставал изумляться, то, что придавало ей неповторимость, некое излучение, исходившее из самых глубин ее существа. Он не мог точно определить, что это было, и, в лучшем случае, мог лишь сравнить ее с той, неподдающейся описанию, харизмой, превращающей хорошую актрису в подлинную звезду. Для них обоих их отношения были той любовью с первого взгляда, поразившей их, как удар молнии, и заставившей их в ослеплении сразу и безумно влюбиться друг в друга.
Дни текли как в тумане. Их влечение друг к другу вспыхивало и угасало, и снова вспыхивало ярким пламенем, их оживленные беседы затягивались далеко за полночь, мысли и чувства раскрывались друг Другу с поразительной обнаженностью. Один находил в другом все, что можно было пожелать от товарища и любовника, их разум и души сливались друг с другом в той же гармонии, что и тела.
