Зеб глянул на дом Румер. В каждом ее окне горело по свече.
Хотя пора цветения уже миновала, лилии его матери еще росли где-то тут неподалеку. Всматриваясь в темноту, он увидел втоптанные в землю изящные зеленые листья. Он опустился на колени и руками откопал трубчатые корни. Они были посажены рядом друг с другом, и он без труда отыскал остальные. Одна, вторая, третья лилия… он нашел двадцать три корня, прежде чем ему это надоело.
Они зацветут и на следующее лето – красными, золотистыми и желтоватыми лепестками. Зеб перетащил их во двор Румер и рассадил вокруг входа в расщелину, которая, как он надеялся, станет для кроликов новым домом.
– Что ты делаешь? – спросила Румер из проема кухонной двери.
Зеб поднял голову и смахнул грязной ладонью волосы со лба.
– Принес тебе цветов, – сказал он. – Хочу отдать мамины лилии той, кому они не безразличны.
– Ох, Зеб… – Неужто ее голос дрогнул? Она стояла в свете кухонной лампочки над крыльцом, и ее лицо скрывала тень. Но когда она подошла к нему и присела на корточки, он увидел широкую улыбку на ее губах. В ее ресницах сверкнули слезы. Он слегка отодвинулся, чтобы не мешать ей, и она принялась энергично разбрасывать комья грязи.
Тоненькое платьице плотно облегало ее фигуру; Зеб заметил ее невероятную худобу, а от наблюдения за тем, как она копалась в земле, у него зачесалось сразу в нескольких местах. Ее левое запястье охватывал ремешок с мужскими часами, и она неустанно его поправляла. От нее пахло вербеной и лавандой – а может быть, этот аромат принесло ветром со стороны травяного сада.
– Цветы просто чудесны, Зеб.
– Ну, так и будет, когда они зацветут на следующей лето.
– Ты нашел мою записку?
– Да.
– Я весь день ждала тебя, – сказала она. – Даже с работы ушла.
– И с чего это вдруг?
– Ну, Блю лишился стойла в своем любимом хлеву.
– Как так?
– Эдвард влюбился в другую и решил, что пора завязывать с прошлыми делами. Поэтому он попросил меня забрать Блю…
– И что ты будешь с ним делать?
– Не знаю. Можно заново отстроить конюшню, которая была возле моей лечебницы – помнишь?
– Там жила Старушка.
– Да, – кивнула она. – Та старая кобылка.
– Кажется, ты все время порывалась прокрасться туда и покататься на ней, – сказал он.
– Она была моей первой любимой лошадью. А первая любовь – это не кот наплакал.
– Точно, – согласился Зеб, слушая гулкое биение своего сердца. – Думаешь, Блю сильно переживает?
– Нет, он понимает, что тут ничего не попишешь, – сказала Румер. – Блю самый лучший. Он справится; за всю жизнь у меня был лишь один друг, похожий на него.
– И кто бы это мог быть? – повернувшись к ней, усмехнулся Зеб. Их взгляды встретились; ее глаза сияли темно-голубыми отблесками цвета воды из северной бухты. Не в силах совладать с собой, он протянул руку и погладил ее щеку своими грязными пальцами.
– Ты, – прошептала она. – Мой верный друг… Зеб.
– Твой друг наделал много ошибок, – шепнул он в ответ, – которые не так-то просто забыть.
– Не он один, – целуя его испачканную в земле ладонь, сказала она.
– Главной твоей ошибкой была любовь ко мне, – Зеб близко склонился к ее милому лицу.
– Ты не прав, – возразила она. – Она была настоящей и от всего сердца. Я поняла это утром, после того как Эдвард сказал мне, что я должна искать новое пристанище для Блю. Я поспешила домой – мне не терпелось скорее увидеться с тобой. В жизни все так быстро меняется, Зеб. И мне не хочется терять то единственное, во что я искренне верю…
Румер запрокинула голову. Минуту назад ее глаза дико пылали, когда она рассказывала ему о Блю, но теперь в них воцарилось спокойствие и глубокое-глубокое понимание. Прильнув ближе, он смахнул светлые волосы с ее лба и поцеловал ее.
Звезды спустились с небес на землю. Сейчас все годы полетов в космос в поисках далеких миров показались ему фальшивкой: ведь важные звезды были прямо здесь, на Мысе Хаббарда. С самого детства Зеб мечтал об этом. Румер была его возлюбленной, и отступать было некуда.
Они целовались так долго, будто им оставалось жить лишь до завтрашнего утра и словно все грехи им уже были отпущены.
Ночь окружила их тишиной, которую изредка нарушали сверчки в жимолости и цикады на старых дубах. Стоя на коленях, Румер крепко обнимала его, и он хотел, чтобы это мгновение длилось вечно.
– Я следил за тобой из космоса, – шептал он. – Я никогда не забывал… даже будучи с Элизабет. Я ни на секунду не выпускал тебя из виду.
– Все то время, что я жила на Мысе и заботилась о животных… пока я каталась на Блю, я так скучала по тебе…
Старые часы ее отца, из чистого золота с ремешком из черной кожи (учителя из Блэк-Холла подарили их ему в день ухода на пенсию), отстукивали неумолимое время.
– Отец оставил их тебе? – смахнув грязь с циферблата, спросил Зеб.
– Да, – кивнула она. – В плавание он взял свой хронометр, чтобы лучше ориентироваться на море.
– Он хотел оставить здесь частичку себя, – заглядывая в ее голубые глаза, сказал Зеб. – Потому что он любит тебя.
– Знаю, – прошептала она.
– То же касается и меня, – ощущая дуновения ветерка, сказал Зеб. – Только вместо того чтоб оставлять частичку себя позади, я посылал ее вперед. От самого сердца, все эти годы… Я посылал ее тебе оттуда, сверху. Со скоростью света…
– Спасибо, – Румер нежно погладила его по щеке.
– Но я был так далеко, – Зеб снова поцеловал ее, – что она только сейчас добралась сюда.
Глубоко внутри у Зеба было такое ощущение, будто он никогда и не покидал эти края. Они поднялись с земли, и Зеб провел Румер на ее кухню.
Румер открыла воду, и они с Зебом вымыли руки над старой эмалированной раковиной. Он смутно помнил, как в раннем детстве сидел вместе с этой девчонкой на этом вот столе, а ее мать смывала с их ног пляжный песок. Пока горячая вода стекала по их ладоням, он продолжал целовать Румер, чувствуя прилив крови во всем теле.
Они прошли через столовую, мимо окон, смотревших на его старый коттедж, который без белых ставенок стал обнаженным. Шагая по гостиной, он поежился, увидев на стене фотографии Элизабет и постеры с рекламой ее ролей в «Ромео и Джульетте», «Сне в летнюю ночь», «Гедде Габлер» и «Дикой утке». Румер тоже замешкалась.
Зеб взял ее за плечи и поцеловал.
– То, что ты был женат на моей сестре, навсегда останется между нами, – прошептала она.
– Не в наших силах изменить прошлое, – пристально глядя в ее глаза, ответил он. – Но если бы я мог, то сделал бы это. Для меня ты единственная, Румер. И всегда была ею…
– Но ты любил Элизабет, – сказала она. – И не можешь этого отрицать.
