моя секретарша совала свою толстую задницу в каждую щель, тяжелой артиллерией круша все мои замыслы. Если уволю, то вызову подозрения у Никиты с Аликом, молчу уже о том, что та выскочка побежит сообщать всё супруге. Я хоть и рассказал Жене о своих намерениях, но держу все на гипотетическом уровне. В конце концов, жена до сих пор в доме и не уведомила меня о начале бракоразводного процесса. Испугалась?! Или своего идиота бросать не хочет? Он ведь теперь овдовел, и моя ненаглядная наверняка подумывает возможность воссоединения с ним.
К счастью, шурин вернулся к работе только спустя четыре месяца после похорон Олеси, этого мне вдоволь хватило, чтобы подготовить ловушку. Остаётся выждать подходящий момент и ударить в спину. Только удар получил я, и гораздо раньше.
Вышел из своего темного домашнего кабинета в направлении кухни, но замер, услышав в гостиной тихие женские голоса.
— Почему ты так решила?! — глухой тон моей супруги насторожил. — Задержка? Тест делала?
— Да, сделала. Две полоски… — а от этого голоса стало дурно, и от сути разговора подкосились ноги. — Может ложный? Он может быть ложным?
— Да, кажется, такое бывает, — ответила Женя, и услышал глубокий облегчённый выдох. — Ты же говорила, что влюблена в него по уши. По-моему, родить ему наследника — беспроигрышный вариант.
Впился пальцами в выступ на стене, чтобы не обличить себя. Она всё это время не просто знала о нашей интрижке, а похоже надеялась на что-то. Умно, подложить мне в постель тупую горничную, чтобы обрести свободу от мужа. Нет, дорогая, я умею видеть разницу между женщинами и блядями.
— Евгения Викторовна, что мне делать? — блеяла Соня, явно напуганная и в отчаяние.
— Ты меня спрашиваешь? Ноги ты перед ним раздвигала. Вот и иди сообщай радостную новость.
— Нет! Нет! Он убьёт меня на месте, — голос горничной ушёл в фальцет. — Я обещала, что не залечу. Он только на ваших детей согласен. А я… Я никто для него.
— Ну и мразь же мой муженёк, — с отвращением процедила Женя, и мои пальцы едва не раздробили выступ. — Хорошо. Тогда делай аборт. Денег тебе дать?
Повисло молчание, от которого мои уши приобрели форму локаторов.
— Нет, — сипло прозвучало в тиши. — Это мой малыш. Я не смогу его убить.
— Соня… Ты хоть представляешь, как тяжело растить ребёнка одной? Не глупи. Ты ещё молода. Тебе надо учиться, найти достойную работу и любимого человека. Не порти своё будущее…
С этими словами вышел из своего укрытия. Девушки испуганно попятились, а Соня в ужасе обняла живот руками.
— Моя жена права. Аборт — самое оптимальное для тебя решение. Поехали! — и подступив к девушке, поймал её за руку.
— Нет, пусти! — вскричала любовница, начав упираться. — Не трогай меня!
— Слава, подожди, давайте просто пока обсудим… — в локоть вцепились руки Жени, которые я с презрением отбросил.
— А ты заткнись! С тобой я поговорю позже, — и силой потащил Соню на улицу к машине.
— Евгения Викторовна! — взмолилась горничная, начав рьяно вырываться.
Дальнейшего никак не ожидал. По голове прилетело что-то тяжелое. Рухнул на пол, считая птиц в глазах. Картинка расплылась, но я чётко услышал этих двоих.
— Бегом за мной, — повеление суженой.
— Боже… С ним всё нормально? Вы его так ударили! — в шоке разорялась Соня.
— Да не болтай ты, глупая! Живо за мной, пока он не пришёл в себя…
Я в себе, мерзавки! Сейчас, дайте секунду. Застонал, обняв место удара, и оно запульсировало под моими ладонями. Чем она так заехала, тварь?! Застонал, пытаясь вернуть себе достойную позу, а вернув, понял, что опоздал. Девушки убежали. Кинулся во двор, видя, как за ворота выезжает машина.
Сука!
— Стоять! Останови машину! — побежал следом, впиваясь в ручки дверцы, но водитель вырулил за ворота. — Уволю, на хрен, козёл! — рявкнул вдогонку.
Первой мыслью было сесть в свою тачку и ехать за ними, но тошнота с головокружением не внушали безопасность. Тронул место удара и посмотрел на пальцы — кровь, хоть и не много. За это ты мне тоже ответишь. Влетел в дом и упёрся взглядом в ребенка, что она так безответственно оставила в гостиной. Это ничтожество косило на меня глаза, от которых стало ещё хуже. Именно такую маленькую Олесю я держал на руках, когда мама разрешала. Такие же глазки, щёчки, личико… Только волосы не те. У сестры темнее, а тут светлые. Его грёбаная порода! Ярость перекрыла кислород.
— Ты убила собственную мать, мелкое чудовище, — процедил я и взор упал на пеленку совсем рядом с ней.
Лицо этого отродья размером с мою ладонь. Просто перекрыть доступ кислорода и… всё. Протянул ладонь и взял ветошь. Серые мишки на нежно розовом тоне фланелиевой ткани. Очень мягкая и нежная. Эта тварь даже не поймёт, что происходит.
— Вячеслав Сергеевич?! — оглушил голос за моей спиной.
Обернулся, на пороге гостиной стояла мать Сони. Специально прискакала из кухни?
— Чего тебе? — рявкнул на неё. — Вали откуда пришла?
От моего грубого и громкого голоса племянница раздалась плачем. Блядь! Поморщился и отстранился.
— Позвольте её забрать… Машеньке пора кушать, — и не дожидаясь моего позволения, кухарка спешно прижала ребёнка к себе.
Карга старая! Почуяла неладное или те две дуры вспомнили о мелкой и позвонили в дом? Хрен с ним, не до соплячки, есть проблема посерьёзнее — горничная забрюхатила, а это масса проблем. Во-первых, мне не нужные ублюдки, во-вторых факт измены подкосит мою репутации и облегчит развод для Жени, а в-третьих, эта плебейка возомнит потом о себе и начнёт выдвигать требования и предъявлять права. Дудки, аборт — решение окончательное!
Поднялся в отцовскую спальню, где уже давненько поселился. В комнате, как обычно темно — шторы задвинуты, а лампы мне не нужны. Ещё бы немного холода и решил бы, что я умер. Бок потянуло, напоминая о недавнем хирургическом вмешательстве, что так и не спасло мою сестру. Всё было зря! Да и в целом всё давно ушло под откос. Моя жизнь, моя семья, моя работа, цели и мечты. Почему я-то до сих пор хожу по этой земле? Чтобы свершить правосудие? Наказать виновного? Да… Вольных будет наказан, и я всё для этого сделал, потерпеть надо только пару недель.
Лёг на кровать, успокаивая ноющий шрам. Беготня за этими двумя была лишней. Пока вслушивался в работу своего организма уснул. Туман легкого блаженства окутывал тело, где-то пели и убаюкивали мифические Сирены.
— Мне тут плохо одной, — до слуха дошёл печальный, но с вечным звоночком голос Олеси.
Вскочил, сев на постели, и начал вертеть головой, ища источник,
