— Лучший продюсер — …Эмилия Локвуд, за работу в сериале «Кельтские тигры»!
Грохот аплодисментов, и мне кажется, что я теряю сознание.
Камера практически у меня под носом, все глядят на меня, а телефон светится и скачет по столу, пока Очаровательные девушки шлют свои эс-эм-эс, и все это время тот, чье имя навсегда останется неизреченным, не размыкает железной хватки, уцепившись за мою руку.
Я встаю и пытаюсь стряхнуть его руку, но не могу.
Я в полном шоке, но задним умом понимаю, что мне надо выходить на сцену, где Джей стоит с большим призом и глядит на меня.
И все глядят на меня.
Аплодисменты постепенно стихают.
Тишина кажется мне гробовой.
— Я прошу тебя выйти за меня замуж, — медленно и спокойно повторяет тот, чье имя навсегда останется неизреченным. Клянусь, он все это подстроил. — Я сделал самую большую ошибку в своей жизни, расставшись с тобой, и теперь я умоляю. На коленях. Перед всеми этими людьми. Выходи за меня замуж!
Это кошмар. На огромном экране над сценой я вижу свое лицо крупным планом, пунцовое от стыда, и, что еще хуже, тот, чье имя навсегда останется неизреченным, кажется, ни в грош не ставит тот факт, что миллион зрителей глазеет на все это у себя дома.
— Ну же, Эмилия! Разве женщины не любят широких романтических жестов?
Не знаю как, но все же я ухитряюсь избавиться от него и доковылять до сцены. Джей подает мне руку и помогает подняться по ступенькам.
Я единственный победитель, который идет за своей наградой в полной, абсолютной тишине.
Джей протягивает мне приз.
— Вы проделали искусный отвлекающий маневр, — острит он. — Это я должен быть гвоздем программы. Нельзя перетягивать одеяло на себя.
По залу пробегает волна смешков, и я понимаю, что должна произнести благодарность. Сбежать не получится.
«Отшутись, — советует мне внутренний голос. — Главное — поторапливайся. Говори что угодно, только не молчи».
— Спасибо… спасибо большое всем, — произношу я в микрофон слабым голосом, словно из далекого далека.
Ко мне обращены три сотни лиц.
Тот, чье имя навсегда останется неизреченным, все еще стоит у моего стола.
— Ну, — говорю я, — как вы все заметили, я была совсем к этому не готова.
Опять смешки.
— Если бы вы увидели этот сюжет в «Кельтских тиграх», то, наверное, решили бы, что сценарист заврался.
Смех усиливается.
Кто-то за передними столиками кричит мне:
— Так вы выйдете за него замуж? Бедняга до сих пор стоит и ждет ответа.
Начинаются ропот и бормотание, в котором я потрясений пытаюсь что-то разобрать.
— Нет, не выйду, — слышу я свой собственный голос.
Проносится явственный вздох изумления.
— Извините, но если бы вы знали все, что произошло, вы бы не удивились.
Опять смешки и озадаченный ропот.
— Ты связалась с ним? Проблема в этом? — говорит тот, чье имя навсегда останется неизреченным, указывая на Филипа.
— Нет, — в унисон отвечаем мы с Филипом.
Затем Филип добавляет для полной ясности:
— Я не ее бойфренд.
— О-о-о, так выходи же за него замуж, — кричит кто-то из задних рядов. — Он поступил так романтично! Нельзя так просто отшить несчастного парня при всем честном народе.
Часть зала начинает хором скандировать:
— Скажи «да»! Скажи «да»! Скажи «да»!
— Вы не понимаете, никто не понимает, — я чуть не плачу. — Он бросил меня, как последний гад, и я бы не смогла пережить этого, если бы не мои друзья.
— Но почему он так сделал? — спрашивает Джей, который стоит рядом.
— Понимаете, он не хотел себя связывать. Он сказал, что это не из-за меня, он просто не хочет жить ни с кем, — отвечаю я, позабыв про микрофон передо мной. — И, кстати, если здесь есть кто-то, кто знает таких людей, которые говорят, что не желают себя связывать, позвольте мне перевести. Это значит, что они не желают связывать себя именно с вами.
В публике начинаются перешептывания.
— А через несколько месяцев он заключил помолвку с девушкой двадцати трех лет.
Из задних рядов доносится шиканье.
— А потом они переехали в дом напротив моего.
Шиканье усиливается и становится угрожающим.
— А потом его невеста передумала, и он захотел ко мне вернуться. Он думал, что это легче легкого.
— Не соглашайся, Эмилия! — слышу я женский крик из зала. — Скажи «нет»!
— Я и говорю «нет». Нет, ни за что. Он не любит меня. Если бы он любил меня, то просил бы моей руки, когда мы были вместе. У него было полно возможностей. Мы прожили вместе несколько лет. Он просто хочет, чтобы кто-то ради него постоянно разбивался в лепешку. Нет. Я не буду; Я так не могу.
По моему лицу катятся слезы, и публика начинает меня подбадривать.
Хор скандирует снова:
— Скажи «нет»! Скажи «нет»! Скажи «нет»!
Мой голос крепнет. Я вижу, как охрана выводит из зала того, чье имя навсегда останется неизреченным.
И я улыбаюсь с облегчением.
С горьким, но все-таки облегчением.
Публика все еще смотрит на меня, и я решаю закончить все на шутливой ноте.
— Леди и джентльмены, — уверенно говорю я. — Прошу прощения за то, что вы оказались невольными свидетелями этой сцены. Я привыкла к унижениям, но не в таком масштабе и не перед такой аудиторией. Поверьте мне, я буду подробно излагать последние несколько минут своей жизни на кушетке у психиатра, даже через много лет. Скоро я использую свой приз, чтобы треснуть по башке своего бывшего любовника, за то что он доставил вам столько неловких минут. Спасибо вам всем еще раз!
Аплодисменты громом отдаются по залу, и Джей берет у меня микрофон, а я направляюсь обратно к своему столику.
— Итак, спасибо за представление, Эмилия, — ошарашенно говорит он. — Пожалуй, сейчас мы сделаем рекламную паузу!
Мы расстаемся.
Пока я иду к своему месту, все свистят и хлопают.
Собрав остатки гордости, я беру свою сумочку и собираюсь уходить.
Сьюзи бросается меня обнять и причитает:
— Глазам своим не верю! — восклицает она. — Ты уходишь?
— Да, это было зрелище, — говорит Дэйв. — Это единственная церемония, на которой я присутствовал, когда бы аплодисментами награждали уходящего со сцены.
— Вы простите меня, что я вас оставляю? — спрашиваю я, вся дрожа. — Я… мне… мне просто надо побыть там, где нет других людей.
Раздаются возгласы «Да!», «Конечно, пожалуйста», «Поздравляем!» Я думаю: чудесно. Мне необходимо сбежать отсюда.
Черт. Я кое-что забыла. Филип.
Я поворачиваюсь к нему, чувствуя, что все смотрят на меня.
— Простите, мне очень жаль, — говорю я.
