С трудом, держась за стену, поднимаюсь на ноги. Только бы Жен шла не сюда. Нечего ей здесь делать… Но она уже показывается из-за поворота. Из-за телефона замечает меня не сразу, но, подняв голову, застывает как вкопанная.
— У моего пациента инсульт, — говорит зачем-то. Пытается оправдать свое появление?
— Мне жаль, — выдавливаю и удивляюсь тому, насколько непослушен мой голос.
Несколько секунд мы смотрим друг на друга, медленно переваривая мысль, что стоим в этом коридоре наедине. В приглушенном свете ламп мир уходит на второй план, оставляя в фокусе только женщину напротив. Нас разделяет всего несколько шагов. В их преодолении нет никакой сложности, но они слишком опасны. Боюсь, стоит мне прикоснуться к Жен, как все пойдет к черту: и трудовая этика, и конфликт интересов с ее семьей, и, черт меня дери, моя семья… и Вера. Может быть, это длилось бы недолго; может быть, Рашид прав, и не существует страсти, которая бы стоила потери контроля над собственной жизнью, и чувств таких тоже нет, но сейчас так совсем не кажется.
Я почти физически ощущаю, как прижимаю Жен к стене; и тяжесть кружев ее юбки на своих бедрах. Представляю, как украшения скользят по обнаженной коже, мешая поцелуям, и как на языке поселяется их металлический привкус. Дьявол! Это уж слишком. От наплыва мыслей в голове такая тяжесть, что думать не представляется возможным.
Но, будто этого мало, Жен делает ко мне шаг сама и спрашивает:
— Вы в порядке?
А я, напротив, отступаю, сбивая ее с толку, и хрипло отвечаю:
— Жен, уходите.
Мгновение она стоит на месте, колеблется, не зная как реагировать, но потом разворачивается и покидает коридор. Вместе с Жен исчезают и те невидимые ниточки, которые держали меня на ногах. Я пытаюсь успокоиться, прийти в норму, но в голове зацикленная очередь картинок. Я ужасно жалею, что прогнал ее. И совсем не потому, что мог обидеть.
Нужно вернуться в толпу, там станет легче. Вылезаю из своего уродливого укрытия и, даже не пытаясь скрыть хромоту, возвращаюсь в зал. Квазимодо, так Квазимодо.
Почему улицы за окном меняются так быстро, но дом совсем не приближается? Я ужасно устал и все, чего хочу — лечь в кровать и заснуть. И чтобы наступило завтра. Предатель-галстук душит. Порывисто сдергиваю его с шеи и приоткрываю окошко, чтобы впустить в салон машины воздух. Хотя бы капельку воздуха.
— Кирилл, что с тобой происходит? — обеспокоенно спрашивает Вера. Было бы странно, если бы она не почувствовала мое состояние, но как ответить, чтобы ее успокоить, не знаю.
— Просто тяжелый вечер, — говорю. Но это объяснило бы физическую усталость, а не рвущееся наружу раздражение.
— Ты уверен?
— Конечно я уверен, — чуть повышаю голос. — Извини.
Вера отворачивается. Ей неприятно, непонятно. Кто бы еще подсказал, что с этим мне делать. Я не собираюсь обижать свою жену, никоим образом, но это сводит с ума. Ловушка. Что с нами происходит, Вера?
— Может быть, мне лучше уехать? — вдруг предлагает она.
— Вер… — раскаиваюсь тут же.
— Я понимаю, так сложились обстоятельства, и ты прекрасно справляешься без меня, но я чувствую себя не просто не отстраненной — лишней.
— Это все временно.
— Временно что? — спрашивает она горько. — Болезнь? Или пренебрежение? Кирилл, ты очень сильно изменился.
— Но это не значит, что ты для меня больше не важна.
Я не лгу Вере. Было бы очень просто наплевать на нее, поддаться соблазнам, но я обещал ее беречь, и я верю в свои клятвы. Раню ее, обижаю, готов тысячу раз прокричать, что виноват, но, как поправить ситуацию — не имею представления. Я будто вырос из Веры, как из школьной рубашки, но все еще пытаюсь застегнуть пуговицы, которые отрываются, отрываются и отрываются. Было бы просто свалить все на запретное влечение, но проблема глубже.
— Иди сюда, — зову Веру.
Она недоверчиво смотрит на меня, а потом неловко кладет голову на плечо. Я притягиваю ее ближе и понимаю, насколько она замерзла из-за открытого окна. И это при том, что сам я горю. Обнимаю ее обеими руками за плечи, чувствую, как она по капельке поддается, становится менее настороженной. Зажмуриваюсь до боли и вижу, как расплываются границы реальности. На месте Веры появляется совсем другая женщина. Хотел бы я отогнать видение, но никак. Приходится сдаться на милость безрассудным фантазиям.
Когда мы оказываемся в квартире, я начинаю спешно сдирать с Веры ее скучное, правильное платье. Она и не думает сопротивляться. Это у нас новая разновидность взаимопонимания. Днем получается хуже, чем ночью. Это ненормально, но лучше, чем ничего. Вера в последнее время часто повторяет, что я отдалился, но это естественно, учитывая, сколько времени жили друг без друга? Из нашей жизни исчезло все, кроме животной и примитивной близости. Только она и получается, как нужно… но не сегодня.
В коридорах моего сознания все еще стоит другая женщина — не моя жена. И если Вера этого не замечает, то сам я ее чувствую каждой клеточкой тела. Неспособность избавиться от навязчивого образа сводит с ума, становится пыткой, слаще которой сложно придумать. Только потом, когда я лежу, уткнувшись носом в волосы собственной жены, становится ужасно гадко.
Рашид наконец закончил приготовления по гранту. Осталось расписать бумаги по внебюджетному финансированию, которое фонд обещается обеспечить, и, дабы разделаться с этим вопросом, целое утро мы тратим на изучение условий и соответствие формальностям. Соблюсти тысячу пунктов, нигде не запутавшись — задача не для любителей, и, как назло, мне сложно собраться. Чувствую, что все идет кувырком, мой хрупкий мирок висит на волоске, поэтому до столбиков с цифрами мне нет никакого дела. Забавно. Вместе с падением здания треснул и фундамент моей собственной жизни…
Внезапно в кабинет без стука влетает медсестра:
— Рашид Адильевич, скорее. Вас Капранов зовет!
— У него разве не операция?
— Операция. Просто он… он собирается отрезать половину мозга!
Я вскакиваю с места и мчусь за Рашидом, хотя меня и не звали. Ноги жалуются на неподобающее отношение, но я не обращаю внимания. Спешу. И совсем не к Капранову. Понимаю, что действую неверно. К чему продлевать агонию? Не лучше ли вообще прекратить с Жен всяческое общение? Она сейчас в операционной, замотанная в стерильную ткань по самые уши, а перед ней пациент со вскрытым черепом. Зачем мне все это видеть? Зачем?!
— Добрый день, начальник… и. Начальники, — заявляет бодро Капранов, держась обеими руками за какие-то штуки, торчащие из головы мужчины. — Помахал бы, но боюсь убить парнишку.
— Половину мозга? — спрашивает Рашид, полностью игнорируя шутливый тон.
— Точно, — кивает Андрей Николаич. — Тут слегка казус вышел — инфаркт. До меня не дозвонились, моего ординатора в больницу не пустили. В итоге кровоснабжение было нарушено необратимо. Вот, планирую отрезать лишнее.
