— Пожалуйста, не говори при мне это слово.
— Какое?
— Непорочная.
— А что в нем плохого?
Мэл передернула плечами.
— Ничего. Но мне через пару месяцев исполнится тридцать и…
Лайза отвлеклась от происходящего и внимательно посмотрела на светловолосую, голубоглазую девушку, сидящую рядом, с которой подружилась месяц назад. Мэлоди Мак-Калли в отличие от многих других городских дам встретила их с Джилиан очень радушно. Она была по-своему привлекательна, хотя всегда ходила в джинсах, ругалась как заправский матрос и с легкостью управлялась с хозяйством. Приходилось только дивиться, как это люди не видят за напускной грубоватостью мягкое, доброе сердце.
— Мэл, ты хочешь сказать, что ты — девственница?
— Я же просила тебя не говорить это слово. — Мэл запнулась. — А если и да, то что?
Лайза улыбнулась, глядя на сразу посерьезневшее лицо Мэл.
— Да ничего.
— Ты надо мной смеешься?
— Конечно, нет! Я просто немножко удивилась, вот и все. Согласись, это несколько необычно в наше время и в нашем возрасте, а особенно для такой женщины, как ты.
— Если это комплимент, то он не очень тебе удался.
Лайза рассмеялась. Оказывается, Мэл Мак-Калли гораздо больше похожа на своего брата, чем она думала. Господи! Никак его не выкинешь из головы!
— Извини, какая-то я сегодня косноязычная. Поверь мне, это действительно комплимент. Просто я никогда не встречала такую сильную и уверенную в себе девственницу. Да еще такую хорошенькую. Вот и все.
— Ты думаешь, я — хорошенькая?
— А разве нет?
Глядя куда-то в сторону, Мэл поправила волосы. Посмотрев туда же, Лайза увидела Клейта Карсона, прислонившегося к воротам и скрестившего руки на широкой груди.
— Местные холостяки, должно быть, слепы…
— Нет, — откликнулась Мэлоди, — просто упрямы как ослы. А ты?
Лайза резко повернулась.
— Упряма как осел?
Мэл покачала головой.
— Я просто хотела узнать… Да ладно, это не мое дело.
— Что? — настаивала Лайза.
— Ну, — Мэл повела плечом, — я просто хотела узнать, а ты сама — девственница?
В голове у Лайзы промелькнуло несколько избитых фраз, но в горле застрял комок. Глядя на нее, многие считали, что она легкодоступна, а узнав о ее прошлом — что она и многоопытна. И поэтому от вопроса Мэл неприятно защемило в груди.
Мэлоди неожиданно вскочила и так вскрикнула, что половина зрителей оглянулась в их сторону. Лайза, не успевшая ответить, растерялась.
— Лайза! Посмотри!
Оторвавшись от своих мыслей, Лайза поднялась. Вообще-то по шляпам трудно различать ковбоев, у всех они коричневые, черные или серые. Она знала только одного, носившего белую.
— Мэл! По-моему, это Вайет!
— А кто же еще! — фыркнула Мэл. — Черт возьми! Как ты думаешь, зачем мой брат залез на дикого жеребца?
В это время раздался голос комментатора:
— Внимание! Внимание, леди и джентльмены! Похоже, что один из самых известных холостяков Джаспер-Галча собирается попытать счастья на Дьяволе.
* * *
Шляпа защищала глаза Вайета от слепящих лучей заходящего солнца. Нервы были на пределе, сердце бешено колотилось. Обычно он выступал в роли зрителя, но сегодня на карту поставлена его репутация. «Примерный»! Дьявол — это тебе не церковный хор!
По лицу Вайета струился пот. Лихорадочно вспоминая правила, он ухватился за петлю левой рукой, а правую поднял вверх. Ворота загона распахнулись, и жеребец выскочил. Только каким-то чудом Вайет умудрился не свалиться.
Мак-Калли провел в седле бесчисленное количество часов. Он всегда участвовал в загоне скота, после чего спина и ноги надолго немели. Сначала отец, а потом дед учили его объезжать лошадей. Как всякий мужчина в этих краях, он увлекался родео. И каждое лето пробовал свои силы на механическом «скакуне», который Дорали привозила в свой салун «Крейзи Хорс». Но механическая кукла не имела ничего общего с Дьяволом.
Жеребец полностью оправдывал свою кличку. Он вылетел из загона как пружина. Казалось, Дьявол не касается земли копытами. Тело его извивалось, уши были прижаты, зубы оскалены. В свое время отец Вайета хвастался, что его сынок интуитивно чувствует, где у лошади находится центр, и всегда садится правильно. Сейчас папа мог бы им гордиться.
Дьявол делал все возможное, чтобы скинуть седока. Он бросался то вправо, то влево, резко опускал голову и с такой силой взбрыкивал задними ногами, что Вайету казалось — у него не осталось ни одной целой косточки. От ужасного напряжения у него звенело в голове, он уже не слышал ни криков толпы, ни голоса комментатора.
Но тут Вайет вспомнил о поцелуе Лайзы и еще сильнее сжал ноги.
По условиям родео всадник должен продержаться на лошади по крайней мере восемь секунд. Мак-Калли казалось, что прошла целая вечность: мускулы ног дрожали, пальцы левой руки свела судорога. Дьявол опустил голову, взбрыкнул задними ногами, прозвучал гонг, жеребец встал на дыбы, и Вайет вылетел из седла.
Наверное, он вспомнил, что нужно отпустить петлю, потому что, когда делал кульбит в воздухе, рука была уже свободна. Некоторые наездники утверждали, что падение происходит как в замедленной съемке. Вайет грохнулся так быстро, что даже не понял, что произошло. Он чувствовал, что у него все страшно болит, — плевать, главное, гордость не пострадала.
— Вайет Мак-Калли, леди и джентльмены! — прокричал комментатор. — Похоже, что шериф графства Джонс может зарабатывать себе на жизнь как профессиональный наездник, если решит оставить службу.
Вайет поднялся на ноги и огляделся. Как и большинство мальчишек в Южной Дакоте, он когда-то мечтал стать одним из таких вот кривоногих чемпионов родео, у которых количество наград и переломов было примерно одинаковым. Но особым безумством он никогда не отличался и, уж конечно, влез на Дьявола не потому, что собирался сменить карьеру. Вдохновляло его совсем другое. Отряхнув брюки и шляпу, он помахал зрителям и направился к воротам, где находился источник его вдохновения.
* * *
— Ты собирался покончить жизнь самоубийством? — воскликнула Мэл.
В ответ он покачал головой, не отрывая глаз от женщины, стоявшей у ворот рядом с сестрой. На Лайзе были коричневые джинсы и бежевая майка. Он никогда не видел, чтобы кому-нибудь еще так шел этот цвет.
— Ну как ты? — спросила Лайза.
Он медленно поднял глаза, посмотрел ей в лицо и мгновенно забыл обо всем на свете — она смотрела на него с таким восхищением!
— Вот уж не думал, что тебя это волнует.
Она фыркнула.
— Меня волнует судьба любого живого существа, независимо от его умственных способностей.