В 21.15 колонна БТРов вышла на улицу Королева и, давя колесами раненых и мертвых, стала кружить между корпусами АСК-1 и АСК-3. Остановившись напротив входа в АСК-3, БТРы принялись расстреливать людей в роще, поджигать зажигательными пулями брошенные грузовики и автобус с людьми…»
www.pms.ortodoxy.ru/ Хроника государственного переворота
Тихим осенним утром московский поезд приближался к Губернскому Городу. Саша, заспанная и хмурая, с непричесанными волосами, сидела на нижней полке плацкартного вагона. Всю дорогу она проспала и потому не слышала досужих разговоров попутчиков, обсуждавших события минувшей ночи. В вагоне говорили много, ссорились, не дослушав, перебивали друг друга, спорили и непритворно огорчались, будучи не в силах переубедить собеседника. А Саша все спала, крепко и тяжело, уткнувшись в серую непросушенную вагонную наволочку.
За час до прибытия в Губернский Город ее разбудил проводник. Она вздрогнула, резко поднялась, пробормотала что-то невнятное и только тогда окончательно проснулась. Вспомнила, что едет в поезде, возвращается домой из командировки. Командировка была в Москву. В Москве по центральным улицам раскатывали грузовики и БТРы. В Москве стреляли длинными очередями из автоматов по людям… В Москве она впервые заглянула в глаза смерти и впервые поняла, чего стоит человеческая жизнь.
Человеческая жизнь не стоит ничего…
…Прошлой ночью Саша случайно оказалась на Никитском бульваре и видела, как неизвестная вооруженная группировка пыталась захватить здание ТАСС. Саша в страхе метнулась в ближайший проулок, но тут же решила, что это еще опаснее. В проулке можно наткнуться на резервные силы атаковавших… Дальше она уже совсем ни о чем не думала – бежала куда глаза глядят, лишь изредка с замиранием сердца оглядываясь по сторонам. Пресловутый инстинкт самосохранения с каждой минутой все громче и настойчивее заявлял о своей ничем не ограниченной власти. Движимая инстинктом, Саша не проявляла ни малейшего интереса к происходящему на улицах города и при первой возможности с неимоверным облегчением нырнула в метро.
Однако ни в метро, ни в гостиничном номере она не почувствовала себя лучше. Хотелось поскорее выбраться из Москвы.
В гостинице Саша вспомнила, что ежедневный поезд на Губернский Город уходит с Белорусского вокзала в половине двенадцатого. Часы показывали только начало седьмого, но она, долго не раздумывая, бросилась на вокзал, купила плацкартный билет и все оставшееся до отхода поезда время просидела в зале ожидания с напряженным лицом и неестественно прямой спиной.
Только в поезде ей стало немного легче. Она успокоилась и мгновенно заснула, но, проснувшись, опять испытала тревогу, тяжесть…
И она еще собиралась обо всем этом писать! Надеялась таким образом поднять свои акции на работе… Говорят же: кому война, а кому мать родна. Вот и она хотела попробовать прибиться к этим людям. К тем, кому мать родна. Да куда там!..
…Совершенно ни к селу ни к городу среди войны ей встретился тот человек. Раньше, пятнадцать лет назад, она называла его про себя «тот мальчик». Но тому, кого Саша увидела вчера на Тверской, слово «мальчик» совсем не подходило… И опять она не узнала даже его имени!..
Хотя в имени – какой смысл? В церкви записки за упокой подать?.. Что с ним стало после ночи войны? Может, и он, где-то у Белого дома или в Останкине, сраженный автоматной очередью, рухнул лицом на асфальт. А почему нет? Где их выгрузили из автобуса? На какой огневой позиции?
Вспомнив о мимолетной встрече с «тем человеком», Саша потом уже весь вечер была не в силах забыть о ней. Когда-то он долго и мучительно умирал в ее сердце. Умер, потом неожиданно воскрес, чтобы через несколько часов умереть уже по-настоящему… И все же Саша не могла представить его мертвым. Решила в конце концов, что он жив… Но доведется ли ей увидеть его еще раз? А если да, то при каких обстоятельствах?
Да и какие теперь их ждут обстоятельства? Она ничего не знает о событиях, произошедших за последний день в стране. И даже о том, что случилось в ее собственной квартире, она, оказывается, не имеет ни малейшего понятия.
– Вот! Дождались мы! – На пороге Сашу встретила разгневанная соседка Валентина. – Ты ведь еще ни ухом ни рылом…
– Нет! – Саша вздрогнула. – А что случилось? Переворот? Диктатура фашистская?
– Меня это не колышет, какой там переворот!.. Ты сейчас упадешь, когда узнаешь, кого к нам подселили.
– А кого? – отозвалась Саша на этот раз почти равнодушно.
– Уголовника!.. Я своему сказала: ты как хочешь, а я с таким жить не стану! А он мне: ты ненормальная.
– Конечно, чего тебе переживать?! Вы, может, переедете скоро. Вам же квартиру обещали к Новому году.
– Кому теперь чего дадут, – отмахнулась Валя. – Ты посмотри, что вокруг творится!
– Да… – протянула Саша. – Я насмотрелась в Москве…
– Так что куковать с уголовником придется!
В другое время Саша бы еще постояла в коридоре, посетовала бы на произвол службы распределения жилой площади или просто на произвол судьбы. Но сейчас ей вдруг страстно захотелось поскорее отделаться от Валентины. Игнорируя гневную соседкину тираду, Саша ушла в свою комнату и там, не снимая куртки, присела у стола. Да так и просидела весь вечер.
Она была утомлена и взволнована и, казалось, думала сразу обо всем. О путче, о судьбах России, о «том человеке» – жизнь словно решила дразнить ее им, о бесследно исчезнувшем муже, о дочери и о свекрови, которым надо немедленно позвонить, о шеф-редакторе, о приближающейся зиме, о матери, умершей уже почти шесть лет назад, о Павле, который тоже, наверное, ждет ее звонка… Но Павлу нельзя звонить домой – у него дома жена и дети.
В прихожей Валя что-то громко и сердито объясняла своему пятилетнему сыну. Потом голоса перенеслись в глубину квартиры. Валентина ушла укладывать ребенка, а из-за двери доносились теперь незнакомые бодрые шаги. Видимо, уголовник неплохо чувствовал себя на новом месте: энергично прошелся по коридору, из ванной направился в кухню… Хлопали двери, щелкали выключатели. Обойдя места общего пользования, новый сосед вернулся к себе. Дверь опять хлопнула, Саше даже почудился звук поворачивающегося в замке ключа. Она подождала еще, но больше уголовник никак не обнаруживал своего присутствия в их квартире.
Утром следующего дня Саша уже напрочь позабыла об уголовнике. Проснувшись, она принялась обдумывать визит в родную редакцию и особенно разговор с шеф-редактором, или, как в шутку говорили о ней сотрудники журнала, с шефиней. Шефиня конечно же отчитает ее за самовольные действия, но, возможно, ей понравится Сашин материал: не только репортажи с художественных выставок и театральных премьер, но и обзоры московских магазинов. Моды, цены… Цены, между нами говоря, такие, что дух захватывает. В смысле цен более-менее доступными ей показались американские сетевые магазины «Ле Монти». Но даже им далеко до «Лужников» – самого большого московского рынка. Можно было бы написать честно: в Москве для большинства провинциалок приемлемы только рынки. Однако про рынки в «Bête noire» не смей даже заикнуться! Их журнал, твердила без устали шефиня, элитный. Поэтому, отправляясь на встречу с ней, Саша прихватила с собой витиеватые опусы о романах Кафки и их воплощении на московских театральных подмостках. Кафка в этом сезоне стал необычайно моден. Еще лично ей очень понравился театр-кабаре «Летучая мышь». Стильно, изысканно, красиво, хотя, наверное, не очень в тему. На дворе – 90-е годы XX века, женщины разгуливают по городу в легинсах! Знаете, что скрывается за этим иностранным словом? Обычные тренировочные штаны! В магазинах на Тверской пара таких штанов потянет на целое состояние!
